Читать книгу - "«Господь! Прости Советскому Союзу!» Поэма Тимура Кибирова «Сквозь прощальные слезы»: Опыт чтения - Роман Лейбов"

использованием клишированных оборотов «Так и запишем» (национальный корпус русского языка фиксирует его использование с 1860-х гг.) и «<не> сбылась вековая мечта». Это выражение тоже имеет дореволюционную историю, однако в советское время оно попало в новые контексты: так чаще всего говорили о построении социализма и, начиная с 12 апреля 1961 г., о полетах советского человека в космос. Однако у К. подразумевается другое событие, которое должно было произойти в будущем, – построение коммунизма в СССР. Иногда это будущее официально объявлялось далеким, а в романтическую эпоху правления страной Н. С. Хрущевым – очень близким; оно, согласно «Программе КПСС», принятой в 1961 году, должно было наступить в 1980 г. По утверждению самого Хрущева, эта программа намечала «широкий фронт развернутой борьбы за построение коммунизма, за осуществление вековой мечты всего человечества» (см.: Вестник: 4).

270

Тише, тише! Пожалуйста, тише! / Не кричи, ветеран-простота

В этих стихах К. в очередной раз на глазах читателя меняет адресата высказывания: сначала кажется, что нарратор успокаивает самого себя (первый комментируемый стих), а во втором стихе выясняется, что он пытается мягко урезонить расшумевшегося в ответ на его предыдущие высказывания «ветерана». Хотя во «Вступлении» к СПС К. куражится над «ветеранами трех революций» (с. 122), в комментируемом стихе, как и ниже в V гл. (с. 382–383), речь явно идет о другом ветеране – Великой Отечественной войны, поэтому финал стиха и содержит отсылку к устойчивому иносказанию «Аким-простота» (т. е. невинный, простодушный человек). Как представляется, рассказ про обманутые заветные ожидания советских людей К. совершенно неслучайно начинает именно с ветерана войны (о восприятии автором СПС этой войны см. в III гл. поэмы). Нелишне отметить, что «ветеранами» их называть стали довольно поздно – в брежневское время (до этого чаще использовалось самоназвание «фронтовик»). Поскольку далее в поэме ветеран появится рядом с «парочкой навеселе», призыв в первом стихе можно поставить в ряд с зачином известной дворовой песни «Не шумите, ради бога, тише! / Голуби целуются на крыше» [201], написанной по мотивам стихотворения Н. Старшинова «Голуби» (1959); приведем авторский вариант его первой строфы:

Не спугните… Ради бога, тише!

Голуби целуются на крыше.

Вот она – сама любовь ликует,

Голубок с голубкою воркует.

Он глаза от счастья закрывает,

Обо всем на свете забывает…

(Русские советские песни: 606)

271

Город Солнца и Солнечный Город, / Где Незнайка на кнопочки жал, – / Все закончено. В Солнечногорске / Строят баню и автовокзал

Отметим двусмысленный каламбур: с одной стороны, написанная в начале оттепели детская утопия Н. Носова «Незнайка в Солнечном городе» (1958) содержит изрядное количество подробных описаний разнообразных удивительных машин (что отражает технократический характер представлений о коммунизме в эпоху расцвета кибернетики и автоматизации всего на свете), так что операторам этих механизмов действительно остается лишь поворачивать рычаги да жать на кнопочки. С другой стороны, Кнопочка – имя спутницы Незнайки, сопровождавшей его в путешествии по прекрасной утопии на волшебном автомобиле, двигающемся на газированной воде с сиропом (для смазки, как поясняет герой). Как символ несбывшейся мечты о коммунизме Незнайка упоминается и в заглавии ст-ния К. «Незнайка в Солнечном городе».

Еще сильнее крах советской мечты, которая у К. фактически снижается до профанированной полупристойными намеками школьной фантазии, подчеркивается уравниванием книги о Незнайке с классической утопией – «Городом Солнца» (1602) Томазо Кампанеллы (несомненно, эта аллюзия подразумевалась и самим Носовым). Реальный социализм в расположенном неподалеку от Москвы городе Солнечногорске с его «прозаическими новостройками» маркирует, как отмечает М. Рутц (Рутц: 219), последнюю ступень краха советского проекта. В Солнечногорске базировалась военная часть, где на должности политработника некоторое время служил отец К. О бане в поэме ср. коммент. на с. 351.

Наконец, следует отметить сложный песенный претекст второго стиха: это – парафраз развеселой пародической народной песни [202], являющей своего рода алкоголический извод брежневской «самоуспокоенности» (это слово, наряду с «застоем», использовалось в эпоху перестройки для описания загнивания реального социализма). Приведем лишь два куплета (их количество, как можно догадаться, было ограничено рядом чисел от 2 до 7):

На меня надвигается

По стене таракан.

Ну и пусть надвигается —

У меня есть капкан.

Нажимаешь на кнопочку,

Таракан в западне.

Можно выпить и стопочку,

Можно выпить и две.

На меня надвигается

По стене рыба-кит.

Ну и пусть надвигается —

У меня динамит.

Нажимаешь на кнопочку,

Рыба-кит на куски.

Можно выпить и стопочку,

Можно выпить и три.

В свою очередь, зачин фольклорного текста отсылал к песне Ю. Левитина на стихи Г. Шпаликова из кинофильма «Коллеги» (1962, реж. А. Сахаров) [203] («На меня надвигается / По реке синий лед»), но исполнялся он на мелодию популярнейшей военной песни неизвестного композитора на стихи М. Исаковского («На позицию девушка / Провожала бойца»)[204].

272

В парке солнечногорском на танцах / твой мотив не канает, земляк!

Если предположить, что в комментируемых стихах К. по-прежнему обращается к «ветерану» (предположение подтверждается тем, что это обращение уже встречалось нам в военной III главе), то с «мотивом», который «не канает» (в данном случае – не пользуется популярностью) у солнечногорской молодежи 1970—1980-х гг. «на танцах», может ассоциироваться популярная танцевальная музыка старшего поколения, например песня военных лет – «Случайный вальс» [205] (1943, муз. М. Фрадкина, сл. Е. Долматовского) или другой известный вальс – «В городском саду» [206] (1947, муз. М. Блантера, сл. А. Фатьянова).

273

А в кино юморят итальянцы, / а в душе – мутота и бардак

Афиша фильма «Невероятные приключения итальянцев в России». 1973 г.

В третьем стихе подразумеваются не только итальянские комедии, с успехом шедшие в советском прокате в поздние брежневские годы (самые известные – с участием ставшего модным в СССР в это время в качестве певца Адриано Челентано: «Блеф» (1976) и «Укрощение строптивого» (1980); следует упомянуть и кинокомедию «Синьор Робинзон» (1976) с Паоло Вилладжо в главной роли), но и советско-итальянская лента Э. Рязанова «Невероятные приключения итальянцев в России» (1973).

274

Все ведь кончено. Зла не хватает. / Зря мы только смешили людей

О крахе Советского Союза здесь говорится на бытовом языке эпохи. О возникшем в советское время устойчивом выражении «зла не хватает», употребленном в первом стихе, см. у чуткого к извивам советского языка Л. С. Рубинштейна: «…помню я – нельзя этого забыть – бесконечно повторяемую мамашами и няньками, воспитательницами детских садов, учительницами младших и старших классов, продавщицами и официантками, билетными кассиршами и уборщицами метрополитена, участковыми врачами и ткачихами с поварихами идиому „зла не хватает“. Уж