Читать книгу - "Нюрнбергский эпилог - Аркадий Иосифович Полторак"

с германским фашизмом французская эскадрилья «Нормандия — Неман». Французские летчики самоотверженно сражаются, понимая, что это и есть борьба за свободу и независимость их родины. Кейтель не может «достать» этих французских парней. Но он знает, что их отцы и матери, их родственники проживают на оккупированной территории, и он накладывает одну из своих знаменитых резолюций: провести тщательное расследование «относительно родственников тех французов, которые сражаются на стороне русских». Тот самый Кейтель, который в Нюрнберге заговорил о «грязных свиньях из СС», предписывает командующему во Франции координировать свои действия по преследованию семей антифашистов совместно с СС и полицейскими властями. Английский обвинитель сэр Дэвид Максуэл Файф зачитывает Кейтелю этот приказ и спрашивает:

— Можете ли вы, подсудимый, представить себе больший ужас, чем принятие жестоких мер против матери молодого человека, который сражается вместе с союзниками за свою родину? Можете ли вы себе представить что-либо ужаснее, чем это?

Кейтель некоторое время молчит, а потом говорит:

— Я могу себе представить большую трагедию. Я потерял собственных сыновей на поле боя.

Обвинитель пресекает эту попытку Кейтеля уйти от ответственности:

— Вы предпочитаете говорить о другом вопросе. Гибель сыновей на войне это ужасная трагедия. Принятие жестоких мер против матери, сын которой хочет сражаться на стороне союзников его родины, — мера чудовищная. Первое — это трагедия, второе — это предел всякой жестокости.

Обвинитель передает Кейтелю для ознакомления еще один документ. Кейтель смотрит на подпись в конце его. Она принадлежит Тербовену — германскому наместнику в Норвегии.

Неужели и он писал что-нибудь такое, что оказалось достойным внимания в Нюрнберге? Да, писал. Тербовен сообщает в Берлин о том, что получил телеграмму от Кейтеля, «требующую издания декрета, согласно которому члены соответствующей группы, а если необходимо, и родственники должны нести ответственность за диверсионные акты, совершенные в данном районе». И Тербовен докладывает, что, по его мнению, лучшей и, по существу, единственной формой ответственности для заподозренных и их родственников должна быть смертная казнь.

Обвинитель обращает внимание подсудимого на его резолюцию: «Да. Это лучше. Кейтель». Тербовен получил то, что ему было нужно, — согласие начальника штаба ОКБ на расстрелы без суда. И не только патриотов, ведших партизанскую борьбу, но и их родственников.

Перед лицом неопровержимых доказательств Кейтель признает:

— Эту пометку сделал я.

Он не любил слова «резолюция». Ему больше нравилось совсем безобидное слово «пометка»…

Кейтель хорошо знал, что международное право требует гуманного отношения к военнопленным, что оно запрещает их убийство, издевательства над ними. Но 8 сентября 1941 года Кейтель подписал новый приказ о массовом уничтожении советских военнопленных. Гигантский размах преступлений, предусмотренный этим приказом, пугает даже начальника германской разведки адмирала Канариса. Адмирал опасается, как бы противник в порядке ответной акции не применил таких же мер в отношении германских военнопленных. Канарис пишет Кейтелю, что начиная с XVIII века общие принципы международного права об обращении с военнопленными «устанавливались постепенно на той основе, что пребывание в военном плену не является ни местью, ни наказанием, но исключительно превентивным заключением, единственной целью которого является воспрепятствовать данному военнопленному принимать дальнейшее участие в военных действиях. Этот принцип развивался в соответствии с точкой зрения, разделявшейся всеми армиями, о том, что убивать беззащитных людей или наносить им вред противоречит военной традиции… Приложенные к сему распоряжения об обращении с советскими военнопленными базируются на совершенно противоположной точке зрения».

Кейтель и на этом документе сделал соответствующую «пометку»:

«Возражения возникают из идеи о рыцарском ведении войны. Это означает разрушение идеологии. Поэтому я одобряю и поддерживаю эти меры».

Воспроизведя в суде цитированные выше документы, Р.А. Руденко обращается к Кейтелю:

— Я спрашиваю вас в связи с этой резолюцией, вы, подсудимый Кейтель, именуемый фельдмаршалом, неоднократно здесь, перед трибуналом, называвший себя солдатом, вы своей кровавой резолюцией в сентябре тысяча девятьсот сорок первого года подтвердили и санкционировали убийство безоружных солдат, попавших к вам в плен? Это правильно?

Кейтель долго молчит. В данном случае он даже не может сослаться на «высший долг», на приказ Гитлера. Ему не остается ничего, кроме как заявить:

— Я подписал оба приказа и тем самым несу ответственность в связи с занимаемой мною должностью. Я беру на себя эту ответственность.

Снова, в который уже раз, спадают воображаемые рыцарские доспехи и вместо героя «Песни о Нибелунгах», которого пытался строить из себя бывший фельдмаршал, перед судьями оказывается жалкий человек. Он охотно променял офицерскую честь на золотой значок нацистской партии.

Рядовой солдат иногда может сослаться на то, что он не сознавал преступности своих действий, выполняя приказ начальника. Но какое право имели делать подобные заявления Кейтель или Йодль?! Разве они, находясь на вершине военной иерархии, не в состоянии были постичь сущность приказов Гитлера?

Обвинители решили напомнить им статью 47 германского военно-уголовного кодекса 1940 года, карающую исполнителя как соучастника преступления, если он сознавал преступный характер приказа или превысил данный ему приказ.

Затем последовало еще одно напоминание: главари гитлеровской Германии, когда им было выгодно, сами решительно отвергали попытки оправдать любые действия ссылками на «выполнение приказа». Они не прибегали к этому в 1940 году, когда их авиация, пользуясь подавляющим превосходством в воздухе, подвергает разбойничьим бомбардировкам мирные города Европы. Геринг и Кейтель с явным удовлетворением потирали в то время руки, читая сводки об уничтожении десятков городов и многих тысяч человек гражданского населения. Варшава и Белград, Роттердам и Лондон познали преступные действия гитлеровских военно-воздушных сил. Буквально был сметен с лица земли английский город Ковентри, и нацистские военные преступники пустили гулять по свету новое жуткое слово «ковентрировать».

Но настал 1944 год. Люфтваффе потеряла господство в воздухе. Вопреки заверениям Геринга (не допустить появления в германском небе вражеской авиации), сотни американских и английских самолетов днем и ночью бомбят города Германии. Кейтель и Геринг бессильны что-либо противопоставить этим тотальным налетам. И тогда на выручку поспешил Геббельс. 28 мая 1944 года в газете «Фелькишер беобахтер» он выступил со статьей и обрушил свой гнев на американских летчиков, бомбардировавших немецкие города. Имея в виду дикую расправу, учиненную над участниками этих бомбардировок, оказавшимися в плену, Геббельс писал:

«Летчики не могут ссылаться на то, что они, будучи солдатами, подчинялись приказу. Ни один военный закон не предусматривает безнаказанность солдата за гнусное преступление, совершенное им под предлогом выполнения приказа начальника, в случае если этот приказ находится в полнейшем противоречии со всеми нормами гуманности и всеми международными обычаями войны».

По мере того как обвинители приводят эти аргументы, Кейтель, видимо, все больше осознает тщетность попыток опереться на постулат о «высшем долге». Да, пожалуй, и