Читать книгу - "Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке - Рикарда Вульпиус"

вручили регалии власти, или знаки милости. Исполняющий обязанности губернатора Астрахани Иван Петрович Измайлов по согласованию с Коллегией иностранных дел избрал те же регалии, которые в 1654 году уже присваивали украинскому гетману, но в немного видоизмененной форме: покрывающую все тело одежду (шубу на собольем меху, покрытую золотой парчой) и соболью шапку. Пока не хватало только ззнамени, булавы или, позднее, сабли[1242].

Это удовлетворяло российским представлениям о «хане царской милостью». Во всех остальных аспектах церемонии была проявлена чрезвычайная гибкость по отношению к Черен-Дондуку. Согласно калмыцким традициям, назначения ханом считались действительными только тогда, когда они осуществлялись по указанию далай-ламы[1243]. Поэтому царская администрация привлекла к церемонии посланника далай-ламы Шакур-ламу, который одновременно являлся духовным лидером калмыков. Были соблюдены также тюркско-монгольские традиции в вопросах музыки, облачения в монгольский национальный костюм и даже во вручении грамоты о назначении хана, как это было принято у калмыков[1244]. Эта гибкость напоминает аналогичную маневренность российской элиты в вопросе о том, каким образом новым подданным следовало приносить присягу на верность. Для этого царская администрация позволяла целовать Коран, клясться на медвежьей шкуре или рассеченной собаке, глотать золото или кусать железо — для российской стороны имело значение только то, чтобы клятвы были искренними. Какие ритуалы и обычаи необходимы для этой искренности с точки зрения присягающих, полностью доверяли решать им самим. Таким же образом губернатор Измайлов повел себя в случае с инсценированным калмыцкой стороной действом по случаю назначения хана.

Рис. 29. Духовный лидер калмыков Астраханской губернии. Рисунок. XIX век

За успехами российской политики в достижении цели постепенного политического проникновения в общность калмыков последовало поражение. Уже спустя четыре года после торжественного назначения Черен-Дондука калмыцким ханом российское правительство было вынуждено вновь сместить его. Держава стояла на пороге войны с Османской империей, срочно нуждалась в военных силах калмыков и должна была признать, что Черен-Дондук не только пристрастился к алкоголю, но его властные позиции по отношению к собственному народу основывались исключительно на российской поддержке. Старые внутрикалмыцкие междоусобицы, которых удавалось избежать благодаря устраивающему всех хану, давно разгорелись с новой силой. Одному из внуков Аюки-хана Дондук-Омбо удалось объединить большинство улусов и тайши и поставить Черен-Дондука в сложное положение[1245].

Таким образом, царское правительство не видело никакого другого выхода, как только в 1735 году скрепя сердце объявить именно Дондука-Омбо «управителем калмыцкого народа»[1246]. В отличие от прежних церемоний, на этот раз Дондук-Омбо не только определил духовно-ламаистскую часть церемонии, но и диктовал все условия, начиная с места и даты принесения присяги на верность и заканчивая запретом на присутствие каких бы то ни было драгунов, гренадеров или казаков. Кроме того, вопреки российскому порядку Дондук-Омбо принял грамоту о своем назначении из рук посланца Анны Иоанновны сидя и в шапке и в дальнейшем ходе церемонии противился российским пожеланиям относительно различных формальностей[1247]. Даже праздничного застолья за церемонией не последовало[1248]. Несомненно, это продемонстрировало непрочность властных отношений, обусловленную предстоящей войной. Однако изменения были недолговечными: они лишь на короткое время сместились в невыгодную для российского государства сторону.

С помощью традиционных методов резкого увеличения денежных выплат (Дондук-Омбо получал годовое жалованье в размере 3000 рублей, в шесть раз больше, чем его предшественник Черен-Дондук) и ценных подарков российское правительство снова добилось ведущих позиций. Ему даже удалось обязать калмыков под руководством нового лидера к участию в новых военных кампаниях на российской стороне против турок, казахов и крымских татар[1249]. Этому способствовал тактический прием — повышение Дондук-Омбо в 1737 году из «управителя» в «ханы» и наделение его уже получившими признание регалиями — шубой и меховой шапкой, а теперь впервые и саблей (как это предполагалось еще при Петре I) и знаменем (что планировалось еще в 1654 году)[1250]. Российская сторона держала назначение хана как наживку за соответствующие услуги императрице и, таким образом, несмотря на все уступки, не полностью потеряла контроль.

Перемены после смерти хана Дондука-Омбо

Более чем когда-либо российское превосходство проявилось после смерти Дондука-Омбо. На этот раз царской администрации без труда удалось навязать преемника вопреки иным интересам и назначить его по собственному усмотрению. В 1741 году был избран Дондук-Даши, внук Аюки, который соответствовал критериям российского кандидата: так же как и в рамках начатого двумя годами ранее проекта поселения крещеных калмыков вокруг княгини Тайшиной в Ставрополе, Дондук-Даши в 1739 году согласился перейти к оседлости. По распоряжению правительства он вместе со своими зайсангами и их приближенными поселился в крепости Красноярск на Закамской линии и получал от правительства регулярные подарки в виде денег, зерна, сена, свеч и дров[1251].

Как и в случае с первым назначением калмыцкого главы российской стороной в 1724 году, Дондук-Даши в 1741 году вновь был провозглашен лишь наместником, но на этот раз при серьезных ограничениях полномочий[1252]. Снова в важном вопросе выбора титула сработала тактика российской стороны, предполагавшая сохранение пространства для маневра: когда во время Семилетней войны поддержка российской армии калмыцкой конницей оказалась под угрозой, правительство сумело заручиться поддержкой калмыков, назначив только теперь, то есть в 1758 году, Дондука-Даши калмыцким «ханом». Кроме того, оно дало согласие, чтобы его 13-летний сын Убаши стал его преемником[1253]. Правда, тем самым российская сторона лишила себя свободного выбора кандидата в следующий раз. Однако Убаши был предложен не только по причине лояльности отца, но и потому, что с заблаговременным решением вопроса о преемнике связывали надежду на корню пресечь внутрикалмыцкие междоусобицы, которые постепенно становились все более обременительными и невыгодными в военном отношении.

Надежды не оправдались. Молодой возраст Убаши — в тот момент, когда в 1762 году умер его отец, ему было всего 17 — побудил других претендентов заявить претензии на пост калмыцкого хана. Царская администрация придерживалась заключенного с Дондуком-Даши соглашения о наследнике и уже в 1762 году присвоила Убаши титул наместника[1254]. Однако на этот раз она больше не довольствовалась назначением кандидата в рамках торжественной церемонии. Уже в 1715 году, с основанием административной единицы Калмыцкие дела, царское правительство приступило также и к административному вмешательству во внутрикалмыцкие отношения. Однако до сих пор еще не нарушался второй основной элемент калмыцкой политической организации наряду с властью хана: традиционный институт зарго — судебный и законодательный совет хана[1255]. Теперь царское правительство считало, что пришло время пересмотреть состав и процедуру голосования в зарго в соответствии с российскими интересами.

Еще годом ранее