Читать книгу - "Ледяной Скипетр - Алексей Велесов"

остановился так плавно и бесшумно, что Елена сначала решила — у неё просто заложило уши от долгой дороги. Не было ни привычного скрипа тормозов, ни грохота сцепляющихся вагонов, ни даже голоса проводника. Только нарастающая, абсолютная тишина. Та самая, что накануне заставила замолчать Северную Двину. Та, что высасывает звуки, мысли и саму волю.

Она сидела, замершая, прислушиваясь к стуку собственного сердца. За окном, в мареве метели, угадывались очертания низкого, приземистого здания вокзала и заснеженные крыши.

— Почему мы здесь? — наконец выдохнула она, не отрываясь от заиндевевшего стекла. — В расписании не было остановки. Мы должны были проехать Вологду.

— Он и проехал бы, — раздался из рюкзака голос, похожий на шелест пересыпаемого зерна. — Но ты остановила его.

— Я? — Елена обернулась, будто надеясь увидеть собеседника. — Но я ничего не делала!

— Ты неосознанно вызвала лёд, когда увидела станцию, — пояснил домовой. — Твой страх… и твоя память. Вологда — не просто город на карте. Это место силы, узловая точка, где линии судеб Ветровых переплелись особенно туго. И для тебя это — обязательный путь. Испытание духом, прежде чем тебя испытают силой.

— Почему? — спросила Елена, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

— Потому что здесь, в 1943 году, твоя прабабка Мария сделала свой выбор. Она шла в Сибирь, к Истоку, но Вологда стала её последним рубежом. Здесь она в последний раз говорила с живым, не затронутым магией человеком — старым лесником. Здесь она окончательно поняла: Скипетр не спасает Россию — он разделяет её, создавая два враждующих мира — северный и южный. И именно здесь, не в силах идти дальше, она оставила знак — не для власти, а для той, кто придёт после с открытым сердцем.

Елена посмотрела на свою руку. Под кожей угольный глаз словно шевельнулся — не болью, а смутным признанием, отголоском чужой, но родной боли.

— Значит, я должна найти этот знак? Карту, инструкцию?

— Нет, — голос домового стал мягче. — Ты должна встретиться с памятью. Не с артефактом. Вологда не даст тебе оружия. Она предложит тебе выбор. И этот выбор определит всё.

Елена натянула потрёпанные перчатки, туже затянула ремень рюкзака и, сделав глубокий вдох, вышла из вагона. Дверь закрылась за ней с тихим щелчком, и поезд словно замер в ожидании.

Ступни её утонули в снегу по щиколотку. Воздух был неподвижным, густым, как в склепе. Он не колол лёгкие морозной свежестью, а обволакивал, как вата. Не было ни запаха дыма из труб, ни аромата свежего хлеба, ни даже знакомого запаха мороза. Только пустота, плотная, давящая, закладывающая уши.

Она стояла на перроне станции «Вологда», и всё вокруг, от заснеженных фонарей до веток деревьев, будто дышало одним, гигантским, остановленным дыханием.

Здание вокзала было построено ещё до Замерзания, в лучших традициях северного модерна: причудливые резные деревянные наличники, высокие стрельчатые окна с витражами. Присмотревшись, Елена увидела, что на витражах застыли не абстрактные узоры, а целые сцены из старинных былин — Илья Муромец на заставе, Садко в подводном царстве. Но витражи не отражали унылый свет дня — они впитывали его, словно губка, оставаясь тусклыми и мёртвыми. На фасаде, под самой крышей, висели огромные чугунные часы. Стрелки застыли на 3:17. Время Замерзания. Под ними, в камне, была высечена надпись, уже почти стёршаяся ветрами: «Здесь время помнит».

От станции, как лучи от замёрзшей звезды, расходились три улицы, уходя вглубь города-призрака.

Первая улица — широкая, парадная, с некогда богатыми купеческими особняками. Двух- и трёхэтажные каменные дома украшали резные балконы с ажурными решётками, фонари с медными, позеленевшими от времени куполами, могучие ворота с коваными узорами в виде снежинок и двуглавых орлов. На одном из балконов второго этажа застыла женщина в длинном платье с высоким воротником, держа в изящных пальцах фарфоровую чашку. Пар, который должен был подниматься от чая, так и застыл в воздухе, превратившись в хрупкую, стеклянную нить, сияющую в сером свете.

Вторая улица — узкая, мощённая крупным булыжником, вела вниз, к невидимой отсюда реке. По обеим её сторонам теснились лавки: аптека с рядами банок, где угадывались очертания засушенных трав; книжный магазин с раскрытыми на витрине толстыми фолиантами; мастерская часовщика с десятком циферблатов, стрелки на которых показывали то самое, вечное 3:17. На двери аптеки висела деревянная вывеска: «Зелья от забвения». Внутри было пусто и темно. Лишь на прилавке лежала открытая книга, и на пожелтевшей странице Елена смогла разобрать рецепт, написанный выцветшими чернилами: «Соль, рябина, слеза Ветровой».

Третья улица уходила вперёд, к центру города. Вдали виднелась большая площадь с очертаниями фонтана, купол церкви и памятник.

Елена, повинуясь внутреннему зову, тому самому инстинкту, что влек её к воде с детства, свернула на вторую улицу — к реке.

— Почему именно сюда? — спросила она, и её шёпот был поглощён всепоглощающей тишиной.

— Потому что река — это сердце любого города, — ответил домовой. — А сердце Вологды остановилось. Но оно не умерло. Ты должна услышать его последний, замерший стук. Понять, что чувствует земля, когда её лишают времени.

Улица была вымощена отполированным до блеска временем и ногами камнем. Снег лежал на нём неровными наносами, и Елена с удивлением заметила на нём свежие, чёткие следы — не свои. Кто-то прошёл здесь совсем недавно. В тёмном стекле витрины книжного магазина она на мгновение увидела не только своё бледное отражение, но и чёткий силуэт за своей спиной — женщину в военной шинели, с аккуратно убранными под пилотку волосами. Она резко обернулась. Улица была пуста.

— Она здесь, — прошептал домовой, и в его голосе прозвучала тревога. — Мария. Она ждёт тебя у фонтана.

Город не был мёртвым. В этом был самый жуткий ужас. Он был в ожидании. В каждом окне, за каждой шторой застыла жизнь, пойманная на грани между бытием и небытием. Мальчик лет пяти, запускающий в небо ярко-красный воздушный шар. Пёс, застывший в прыжке за палкой, которую только что кинул хозяин. Старик на скамейке, читающий газету с заголовком о победах на фронтах. Все они были запечатлены в одном-единственном мгновении. Ни до, ни после. Только сейчас, растянутое на века.

Елена вышла на большую площадь. В центре её возвышался огромный фонтан — круглый бассейн, по краям которого восседали бронзовые львы с оскаленными пастями. Но из их разинутых ртов не лилась вода. Она стояла в чаше, абсолютно неподвижная, превратившись в идеально гладкое, матовое стекло. И в этом ледяном зеркале отражалась не Елена, а другая женщина — в офицерской шинели, с погонами, на которых были вышиты тончайшие снежинки. Та