Читать книгу - "Взламывая нацистский код. Нерассказанная история агента А12, предсказавшего Холокост - Джейсон Белл"

не в расе, а в языке. Немцы могли говорить на одном языке, тогда как общение между многочисленными гражданами Австро-Венгерской империи, говорящими на разных языках, было практически невозможно. Но Гитлеру казалось, что ошибка австрийцев заключалась в том, что их завоевания позволили выжить меньшинствам.

31 октября, в канун Дня всех святых, Белл узнал, что Бернхард мертв. В тот день Уинтроп вырезал свое имя на двери камеры в ауле (вы все еще можете увидеть его во время официальной экскурсии по Гёттингену). Аккуратное вырезание широких, глубоких букв заняло много времени. Он не мог сосредоточиться на чтении или письме, но мог излить свое горе на деревянную дверь.

Затем он впал в долгую и глубокую депрессию. «Интерес к миру пропал». Бернхард был, как Белл писал по-немецки, «самым замечательным человеком, которого я когда-либо знал. Я так любил его».

В последующие недели, после того как Рунге унаследовали письма Белла к Бернхарду на фронте, ректор Рунге часто навещал друга своего сына. Штайн писала: «Эти письма показали родителям, как нежно Белл заботился о своем юном друге, поэтому они ответили ему взаимностью, считая его своим сыном» [21]. Но в начале 1915 года власти отправили Белла в новую немецкую национальную тюрьму. Авторитет ректора Рунге действовал в городе, но не в стране.

Январь был очень холодным. Новый сокамерник Белла серьезно заболел. Белл отдал мужчине одеяло и заснул, дрожа, в одном зимнем пальто. В начале февраля он прочитал «Утопию» Томаса Мора об острове с населением 5000 человек, которые нашли способ жить мирно в мире, где идет война. Это потребовало отмены частной собственности и неприкосновенности частной жизни. Несколько дней спустя он узнал, что власти переводят его в лагерь для военнопленных под Берлином под названием Рухлебен. По-немецки это означало «мирная жизнь».

Как и жители «Утопии» Мора, 5000 жителей Рухлебена жили в мире, но им не хватало собственности и уединения. Смогли бы заключенные построить тихий островок культуры в мире, находящемся в состоянии войны?

2

Профессор

Предо мною меч,

Петля, ружье, отравленная сталь.

Кристофер Марло. Трагическая история доктора Фауста[29]

Новым домом Белла стал ипподром, наспех переоборудованный в лагерь для военнопленных иностранцев. На первый взгляд он выглядел как любой другой концентрационный лагерь: грязный, угнетающий, репрессивный и жестокий.

Рухлебен граничил с рекой Шпрее на севере и улицей, иронично названной Фрайхайт – Свобода, – на юге. Между заключенными и Фрайхайт стояла вооруженная охрана и два неприступных забора. Первоначальные 11 бараков лагеря были построены для лошадей. Барак Белла № 11 находился в юго-западном углу, рядом с казино и помещениями охраны [1]. В каждом бараке было в среднем 27 грязных стойл, в каждом стойле около шести человек на трех двухъярусных кроватях, расположенных у стен. На чердаках над ними, где когда-то хранили сено, в тесных помещениях размещалось еще больше мужчин. Жизнь была неприятно душной, многолюдной и темной. Зимой было холодно, летом – жарко.

Заключенные могли свободно передвигаться по территории лагеря, за исключением случаев, когда охранники запирали их из-за побегов, карантина или в качестве группового наказания. Пешком от одного конца лагеря до другого можно было дойти где-то за десять минут. Постоянно стоял шум, заключенные то и дело спорили. К счастью, у них была боксерская груша. Когда этого оказывалось недостаточно, они надевали перчатки и выходили на боксерский ринг.

Охранники, некоторые из которых безжалостно издевались над заключенными, едва ли улучшали общую атмосферу. Не делали этого и близлежащие военные заводы. Рухлебен находился на промышленной окраине Берлина, где из труб безостановочно валил ядовитый дым. Оружейные заводы приносили своим владельцам огромную прибыль, производя отравляющий газ, чтобы душить солдат в окопах, бомбы для дирижаблей, чтобы сносить жилые дома в Бельгии, торпеды для потопления пассажирских судов в Атлантике и артиллерийские снаряды для поражения Парижа.

Поначалу ситуация была крайне плачевной, поскольку люди, которые в мирной Германии жили счастливо и никого не трогали, внезапно оказались заключенными, вынужденными мириться с плохим питанием и санитарными условиями, постоянным шумом и потерей личного пространства. Но заключенные собрались и приняли групповое решение отбросить уныние и сделать свою жизнь достойной. Лидеры, такие как, например, биолог Майкл Пиз, хотели остаться людьми, построив собственную цивилизацию. Охранники не возражали, возможно потому, что многие хотели нажиться на лагерной экономике. Заключенные, используя инфраструктуру бывшего ипподрома, открывали магазины, устраивали масштабные мероприятия, например театральные и музыкальные представления, и даже организовали собственный университет: в Германии было много британских ученых, потому что они, как и Белл, учились здесь в университетах – одних из лучших в мире.

Если бы вам пришлось оказаться в тюрьме, трудно представить себе лучший вариант, чем Рухлебен. Благодаря тому, что множество талантливых музыкантов было сосредоточено в одном маленьком месте, тюремная жизнь превращалась в подобие бродвейского шоу. Некоторые из музыкантов были гастролирующими профессионалами высочайшего уровня. Другие были в Германии на фестивале Вагнера, как, например, друг Белла великий канадский дирижер Эрнест Макмиллан, который провел большую часть войны в Рухлебене. Когда началась война, немецкая полиция схватила исполнителей, как и остальных «граждан враждебных государств». А значит, Белл слушал концерты известных инструменталистов в самом популярном тюремном музыкальном заведении всех времен.

Тем временем театр Рухлебена ставил роскошные постановки с участием опытных актеров. Майкл Пиз поставил свою пьесу, а Белл построил декорации для пьесы Шекспира «Как вам это понравится». Приезжий высокопоставленный человек написал, что постановка Шекспира в Рухлебене была не хуже любой из городских постановок.

Хотя все они были заключенными, мужчины импортировали иерархию социальных классов из Англии. Те, у кого были деньги на расходы (а именно средства, присылаемые из дома), могли платить другим за приготовление пищи и уборку. Пленные матросы, уже привыкшие к таким обязанностям, были рады подзаработать. Постепенно Рухлебен стал маленьким островком относительного мира и культуры для 5000 избранных, пока Великая война уничтожала миллионы людей.

И все же это был не санаторий. В лагере содержались головорезы и преступники, антисемиты, нападавшие на людей с ножами, и будущие нацисты. Некоторые из «иностранцев» были немцами, но в силу происхождения или места рождения были причислены Германией к «гражданам враждебного государства». Пусть они и застряли в тюрьме, их сердца по-прежнему принадлежали Германии.

В Рухлебене стоял жуткий шум. Разгневанные охранники кричали, угрожая всех расстрелять. На близлежащем поле иногда практиковали обращение с пулеметом, что делало невозможным работу и разговор. Часто случалось воровство; приватность была редкостью.

Заключенные могли отдохнуть в синагоге, библиотеке или в отделении Ассоциации молодых христиан (YMCA).