Читать книгу - "Фейсбук 2017 - Александр Александрович Тимофеевский"

Называть виселицу "столыпинским галстуком" придумал, понятное дело, не Столыпин, а кадет Родичев, вступивший с ним в полемику, премьер даже вызывал обидчика на дуэль, но что это изменило? Ничего. "Столыпинские галстуки" остались в веках, пережив всех тогдашних полемистов и грядущую революцию, гибель монархии и ностальгию по ней. Народ ужаснулся кровавой жестокости власти, и ужас этот осел в слове. "Сечинскую колбаску", похоже, ждет та же участь. Слово не воробей. Да-да, не поймаешь, и оно само выбирает, кого клевать.

В «Коммерсанте» мы долгие годы на разные лады защищали частное лицо. Но к концу девяностых годов оно больше не нуждалось в защите. Оно вполне в этой жизни освоилось и очень комфортно в ней расположилось. Все вдруг стало подчиняться ему, беспрерывно потребляющему и чистящему после еды рот. На него работают, за ним ­ухаживают, ищут его внимания. Щетка мягкая, полужесткая, жесткая. Щетка электри­ческая и ультразвуковая. Делаем возвратно-поступательные и вращательные движения. Щетка для языка компакт, удаляет бактериальный налет. Как, ее у вас нет? Немедленно купите! И странно спрашивать: внученька, внученька, почему у тебя такие большие зубы?

Потому.

Те базовые культурные цен­ности, которые к частному лицу не имеют отношения, были им слопаны. Они исчезли, растворились, их не стало. И нам ли жаловаться, нам ли сетовать и рыдать? Мир радостного идиотического потребления был вымечтан и создан нами. Мы ему присягнули, мы над ним вздыхали, мы его заслужили.

На этот мой текст, написанный для Афиши в 2010 году, к юбилею "Коммерсанта", сейчас кто-то дал ссылку, и я его прочел с изумлением. Частное лицо ведь не только потребляет и чистит зубы. Оно еще выбирает - сраных депутатов, но и свободу совести, прежде всего, исповедует веру или самое отчаянное безверие, ни в какой ситуации не должно страдать от этого и, тем более, зваться иностранным агентом, зато собственной жопой может распорядиться по своему усмотрению, в том числе, отправить ее на любой прайд или уныло митинговать на улицу. Семь лет назад в этом никто не сомневался. Что имеем - не храним, потерявши - плачем.

Авторитаризм плох еще и тем, что уничтожает ровно то, за что ратует. Насаждая с 2012 года свои скрепы в ущерб частному лицу, власть потопила базовые культурные ценности. Какие такие базовые, они для чего, для кого, кто ими воспользуется? Никто. Что с ними стало? Они утонули.

А это 20 лет назад - 14 августа то ли 1996, то ли 1997. День помню точнее года, потому что это общий наш с   Elena Veselaya  день рождения, и праздновался он тогда в ее квартире. За столом среди гостей Дмитрий Александрович Пригов. Возможно, это как раз тот момент, когда он поведал собравшимся, что так и не прочел до конца "Анны Карениной", нашего любимого с ТНТ романа. Мы, понятное дело, изумились. И никогда уже не узнаем, разыгрывал он нас или только дразнил.

Забыл написать - сегодня в Питере презентация моей "Книжки-подушки". Так что, дорогие жители русской Венеции и гости северной Пальмиры, если у вас нет более важных, а, главное, милых сердцу дел, тихого вечера в кругу семьи или бурной встречи с возлюбленными, и вы будете просто гулять по городу, приходите в половине восьмого вечера в магазин "Порядок слов" на Фонтанку, 15, очень удобно для всех маршрутов. Буду вас ждать.

Выставка «Москва, 1917. Взгляд с Ваганьковского холма» (руководитель проекта Наталья Самойленко, куратор Ольга Барковец) и сделана хорошо, и названа поучительно. Взгляд на 1917 год это ровно то, что нынче не носят, нет теперь взгляда на 1917 год - от греха подальше. Ведь непонятно, как исхитриться посмотреть таким образом, чтобы и большевики остались трепетными, и Николая II не смели марать Матильдой, чтобы и над Колчаком можно было душевно порыдать, и 23 февраля, рожденное Троцким, отметить с новым праздничным размахом. А раз так посмотреть невозможно, то никак смотреть не нужно, если нет резинового взгляда, значит, не надо никакого.

Но взгляды все-таки всегда имеются.

На Пашков дом (Румянцевский музей) в 1917 году смотрели как на последний приют, как на место, которое не посмеют тронуть. Туда шли, как в бомбоубежище, чтобы сберечь архив - словесный, изобразительный, всякий. На выставке, например, есть короб с рукописями Льва Толстого, принесенный Софьей Андреевной, очевидно, не уверенной в том, что революционные читатели, преисполненные благодарности, не разорвут автографы на клочки. Пашков дом защищал от такой оказии. На него смотрели как на оплот культуры, это взгляд 1917 года. А теперь на 1917 год смотрят из Пашкова дома. Очень выразительная перекличка, по-моему. И очень важная точка отсчета. И никаких несовместимых ценностей она не рождает, ничего резинового, все четко и определенно получается.

В Питере, в галерее "Борей" на Литейном, 58, открывается выставка Николы Самонова "Бар закрыт". Вернисаж 29 августа в 6 вечера. Но на вернисажах живопись не смотрят, и вообще надо исхитриться, чтобы хоть что-то увидеть из-за голов и спин. Поэтому призываю прийти в обычный день с 30 августа по 16 сентября. Все работы на этой выставке мною бесконечно любимы.

"Проект „Платформа“, конечно, был, деньги, выделенные на