Читать книгу - "Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий"

один другого к сердцу». Видя, что король прослезился, царь воскликнул: «Утешьтесь, брат мой, это последние слёзы, которые заставил вас проливать Наполеон!»[1161] В тот же день из Бреславля Александр отправил письмо другому своему «брату» Францу I: «Хотел бы приехать в Вену, чтобы забыть в ваших объятиях о прошлом и возобновить Вашему величеству заверения в моей искреннейшей привязанности»[1162].

Пока был жив Кутузов, Александр выказывал ему подчёркнутую благосклонность. Никто не мог упрекнуть царя в том, что он завидует воинской славе фельдмаршала. Он воспринимал как должное приветственные возгласы пруссаков в адрес Кутузова даже при виде его, царя: «Vivat papa Kutusof!»; а когда жители городка Стейнау на Одере поднесли самому Александру лавровый венок, он отослал его Кутузову[1163]. Царь был так деликатен с Кутузовым не только по своей воспитанности, но и потому, что видел: дни старого фельдмаршала уже сочтены. Уважая патриотические чувства нации, Александр простился с умершим Кутузовым как с национальным героем. «Не вы одна проливаете о нём слёзы, — написал он вдове фельдмаршала. — С вами плачу я, и плачет вся Россия»[1164]. На запрос о том, где похоронить усопшего, царь ответил: «В Казанском соборе, украшенном его трофеями»[1165].

После смерти Кутузова остро встал вопрос о главнокомандующем союзными войсками. Несмотря на старшинство в чинах трёх полных генералов — М.Б. Барклая де Толли, А.П. Тормасова и М.А. Милорадовича, Александр I предпочёл генерал-лейтенанта П.X. Витгенштейна. Должно быть, царь учитывал при этом не только заслуги этого генерала как «спасителя Петербурга» в 1812 г., но и его немецкую фамилию. Ведь речь шла теперь о главнокомандующем и русскими, и прусскими войсками. Именно Витгенштейну было доверено принять на себя удар стремившегося к реваншу за 1812-й год Наполеона.

Первое после «грозы Двенадцатого года» сражение русских и прусских войск с новой армией Наполеона произошло 2 мая 1813 г. на исторической равнине у г. Лютцен, где в 1632 г. в битве со знаменитым Альбрехтом Валленштейном пал (но выиграл битву) ещё более знаменитый Густав II Адольф. Здесь Наполеон и Александр I сошлись на поле боя впервые после Аустерлица. Оба они понимали, как важно начать кампанию с победы, и в желании победить не уступали друг другу. Наполеон, верный себе, непосредственно руководил битвой. Очевидцы рассказывали, что никогда ещё со времени Итальянского похода 1796–1797 гг. он не бывал в огне битвы, рискуя собой, по выражению Александра Дюма, «как младший лейтенант»[1166]. Видя нерешительность новобранцев, «император увещевал, стыдил, воодушевлял их и затем несколько раз бросался вместе с ними в атаку»; когда же он мчался впереди всех на своём коне, казалось, как вспоминал об этом маршал Мармон, что «даже мёртвые отдавали ему честь»[1167]. Александр в сражении лишь присутствовал (не столько вдохновляя, сколько стесняя главнокомандующего Витгенштейна), но тоже был под огнём, а когда свита попыталась увести его в безопасное место, заявил: «Для меня здесь нет пуль!»[1168]

По русским источникам, Наполеон имел при Лютцене в полтора раза больше солдат (150 тыс. против 92 тыс.), хотя и почти вдвое меньше орудий (350 против 650)[1169]. Его новобранцы сражались храбро, но не очень умело. Битва весь день шла на равных, и лишь к вечеру Наполеон осуществил манёвр, принёсший ему победу. Он подверг ослабленный центр союзников бомбардировке из 80-пушечной батареи генерала А. Друо и под прикрытием этого огневого вала бросил в атаку гвардию. Союзники дрогнули и начали общее отступление, потеряв от 15 до 20 тыс. человек. Они не бежали, как при Аустерлице, но отступали капитально, «вынужденно поспешно» (по выражению Д. Чандлера[1170]), как русские в России летом 1812 г. «Отсюда, — вспоминал о Лютцене русский офицер-мемуарист И.Т. Радожицкий, — принялись мы опять за старое: ретироваться»[1171].

За реку Эльстер союзные (особенно прусские) войска уходили деморализованными и озлобленными. Вот характерные факты. В храме Пегау генерал Г.Л. Блюхер, чтобы скрыть от местных жителей своё поражение, «заставил их исполнять благодарственный молебен «Те Deum» («Тебя, Господи, славим»), после чего его солдаты подожгли храм. Кюре из Болена, отказавшийся звонить в колокола во славу этих ретирующихся вояк, был ими повешен»[1172].

А вот для контраста факт с другой, французской стороны. Читаем в монографии англичанина Рональда Делдерфилда: «Среди тех, кто по приказу Наполеона был похоронен с воинскими почестями (после битвы при Лютцене. — Н.Т.), был и молодой прусский солдат и после смерти сжимавший знамя, защищая которое он отдал свою жизнь. Знамя было похоронено вместе с ним»[1173].

Наполеон потерял при Лютцене не меньше 15 тыс. человек и не имел достаточно сильной кавалерии, чтобы преследовать союзников с боем. Он лишь проследовал за ними в Дрезден и далее к Бауцену. В Дрездене император простился (оказалось, навсегда) со своим пасынком, вице-королём Италии Евгением Богарне, который отправился формировать новые итальянские войска. «Наполеон, — читаем об этом прощании у Н.А. Полевого, — долго держал Евгения в объятиях, как будто тревожимый мрачным предчувствием»[1174].

Второе в кампании 1813 г. сражение, ещё более упорное, чем при Лютцене, союзники дали Наполеону у г. Бауцен 20–21 мая. По русским данным, Наполеон и здесь сохранял общий численный перевес[1175], хотя его артиллерия и кавалерия были вдвое слабее. Впрочем, именно артиллерийский манёвр первоклассных батарей Антуана Друо с последующим захватом командных высот позволил Наполеону выиграть и эту битву. Если бы маршал М. Ней не оплошал с выполнением главного в той битве приказа Наполеона обойти правый фланг союзников, под Бауценом мог повториться Аустерлиц. Но «князь Московский», который, кстати, после 1812 г. как военачальник резко сдал, под Бауценом непростительно медлил и упустил свой шанс. В результате союзники, потеряв, по данным Д. Чандлера, около 20 тыс. человек, продолжили свою ретираду в относительном порядке. Наполеон, не досчитавшийся, по Чандлеру, примерно стольких же своих солдат[1176], и страдавший от недостатка кавалерии, преследовал их без должного напора, но тем не менее занял Бреславль (где так недавно Александр I и Фридрих-Вильгельм III радовались в предвкушении своих побед) и вышел к Одеру.

В штабе союзников забили тревогу. Фридрих-Вильгельм вновь плакал, восклицая: «Опять я на Одере!» Русские офицеры вспоминали предостережение Кутузова: «Как воротимся? С рылом в крови!»[1177] Витгенштейн сам попросил уволить его с поста главнокомандующего и назвал своим преемником Барклая де Толли. 29 мая Александр I с согласия Фридриха-Вильгельма III назначил главнокомандующим союзными войсками Барклая. В те же дни, прибегнув