Читать книгу - "Династии Сперанских, Филатовых, Живаго, Овчинниковых и ХХ век. Записки счастливого человека - Алексей Адрианович Овчинников"

class="p1">Наш серо-голубой «запорожец», тоже сделанный по лицензии «Фиата», оказался неплохой машинкой со многими удобствами. Во-первых, не было проблем с парковкой – он влезал в любую щель. Во-вторых, я не боялся, что его угонят, и спокойно оставлял его во дворе и на улице на ночь. Ездил он довольно быстро, заводился в теплую погоду неплохо. Как ни странно, несмотря на маленькие колеса, проходимость у него была вполне приличная, даже лучше, чем у «жигулей»: вес сзади расположенного мотора загружал ведущие колеса, и они почти не буксовали по мокрой земле. Ездили мы в основном вдвоем, и места нам хватало. Даже для собаки. Главные неудобства начались с холодами. У «горбатого» «запорожца» была отвратительная печка, которая работала на бензине, часто гасла, а иногда и загоралась открытым огнем и никак не хотела обогревать салон и ветровое стекло. А мотор-то был сзади, а спереди – продуваемый всеми ветрами багажник. Поэтому зимой в «запорожце» было ужасно холодно. Не раз, включив печку, я уезжал за город, а по дороге или на обратном пути печка прекращала работать, и ветровое стекло тут же покрывалось толстым слоем льда. Смотреть приходилось через маленький глазок, расчищаемый дыханием и рукой. В общем, езда превращалась в каторгу. Так я промучился три сезона, зато в полной мере ощутил разницу между «запорожцем» и «жигулями»: когда я после своего «горбатого» садился за руль белой «двоечки», я чувствовал себя настоящим джентльменом. Даже зимой я снимал пальто или куртку и ехал в пиджаке или свитере, настолько теплой была эта машина. И вообще это была как будто другая планета: комфорт, скорость, прекрасный обзор дороги. Воистину полезно поездить на плохой машине, чтобы оценить прелесть хорошей. В конце концов у «горбатого» случилась крупная авария с мотором. Пришлось многократно ездить на рынок и у инвалидов – а «запорожцы» продавались инвалидам по льготной цене или выдавались бесплатно в качестве инвалидной коляски, и у них были все запасные части к ним, – покупать детали на замену. После этого доверие у меня к этой машине пропало, и я продал ее в два раза дешевле, чем купил. Но все же, когда я изредка встречаю «горбатого» на улице, на сердце у меня становится тепло, и я с уважением и сочувствием смотрю на его владельца.

В последующие годы мы неоднократно меняли наши автомашины. На смену белому фургону появился зеленый «жигуль» 21011-й модели, а потом еще один фургон – вишневая четверка (ВАЗ-2104). После «перестройки» покупать новые машины стало значительно легче, но каждая последующая модель «Жигулей» становилась все хуже и хуже и требовала все больше и больше ремонта, а стало быть, и денег. Каждое усовершенствование, вносимое в базовую итальянскую модель «Жигулей», в так называемую «копейку», ухудшало качество всех последующих моделей. А к тому же еще и небрежная сборка, характерная для всех отечественных автомобильных заводов советского времени. Дошло до того, что, покупая машину, опытные люди интересовались, какого числа она была собрана. Если срок сборки приходился на конец квартала, когда на заводе аврал и рабочих подгоняют, чтобы выполнить квартальный план, такую машину лучше было не брать. В нее могли засунуть любые бракованные детали.

К этому времени Лара, научившись управлять машиной, получила автомобильные права и с удовольствием ездила сначала на зеленых, а потом и на вишневых «жигулях», когда они не ломались. А случалось это все чаще и чаще. С вишневой «четверкой» я не вылезал из техцентра и нередко сам менял сломанные детали. Кроме того, становилось все труднее проходить ежегодный технический осмотр, который по новым правилам проводился в крупных автобазах. За него на старых машинах приходилось «давать на лапу» немалые деньги. Однажды, приехав на техосмотр на автобазу РАН на улице Вавилова и не узнав заранее, сколько нужно платить, я положил в права 500 рублей, тогда как стоимость «левого» техосмотра в Москве давно перевалила за сотню долларов. Злобно усмехаясь, механик вернул мне деньги и начал выискивать и перечислять все дефекты, которые нужно было исправлять тут же на автобазе, естественно в платном порядке, что обошлось мне почти в семь тысяч рублей. Когда я, вновь отстояв очередь, привез все квитанции тому же механику, он, даже не посмотрев машину, тихонько сказал мне: «Ну что, убогий, все понял? Ну, до будущего года!» – и выдал карточку годового техосмотра.

Ехать на техосмотр на следующий год мне очень не хотелось. Жалко было не ста «баксов», а непереносимо было унижение, которое я испытал ни за что ни про что. Я решил купить новую машину, и теперь импортную. С тех пор я езжу уже на комфортных добротных заграничных машинах, но очень рад вспоминать свою долгую – почти равную истории всего автопрома – автомобильную жизнь.

Глава 13

Наши ближайшие дачные соседи Сперанские и Якунины

В тридцатых годах дед отдал часть принадлежавшего ему участка за теннисным кортом своему двоюродному брату Вениамину Михайловичу Сперанскому. В те годы, судя по старым фотографиям, вся эта территория представляла собой молодой и довольно густой березняк. Весной 1936 года была куплена старая изба где-то на краю деревни Шуколово, разобрана на бревна, и во время весеннего паводка на речке Икше бревна сплавилии по течению до нашего участка, где из них сложили дом. В нем были две небольшие комнаты на первом этаже, позднее разделенные перегородками на четыре крохотные каморки, и комнатка-мансарда на чердаке под высокой двускатной крышей, куда можно было взобраться по наружной, довольно крутой и шаткой лестнице с перилами. К дому была пристроена маленькая веранда, с северной стороны закрытая оконными рамами со стеклами.

Вениамин Михайлович, дядя Веня, каким я его помню после войны, был высокий, слегка сутулившийся худощавый старик с постоянно трясущейся головой. Он был немногословен, говорил низким голосом, медленно выговаривая слова, в молодости обладал красивым баритоном и, по воспоминаниям его старшего сына Евгения, хорошо пел оперные арии. Говорят, что он учился на юридическом факультете университета, но был отчислен за участие в массовых антиправительственных выступлениях студентов. До революции служил акцизным чиновником и имел личное дворянское звание. При советской власти был вынужден зарабатывать на жизнь починкой обуви, а позже освоил ремесло часовщика. В послевоенные годы, когда я его уже знал, он получал скромную пенсию и немного подрабатывал ремонтом часов у соседей и знакомых. Жена дяди Вени, Лидия Васильевна, урожденная Чижова, женщина чуть моложе его, еще в предвоенные годы перенесла инсульт и была парализована. Она почти не говорила, плохо слышала и не могла ходить. Узнавала она