Читать книгу - "Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел"

Создание Третьего рейха означало признание народом Вождя, который физически и теоретически воплощал волю народа. Как и большая часть фолькистской мысли, нацистская доктрина постулировала историческое предназначение немецкого народа, расы и нации. Немецкий народ должен был (и, соответственно, делал это) волеизъявить эту судьбу, но чужое и инородное влияние отвлекло его от цели. Задача нацистской партии и Гитлера как лидера заключалась, прежде всего, в том, чтобы воспитать в народе правильное понимание этой судьбы и устранить те социальные и политические элементы, которые мешали ее реализации. Это осознание было неразрывно связано с народным признанием Гитлера в качестве вождя, поскольку очищение немецкого народа, расы и нации неизбежно привело бы к единству народа и вождя (примерно так же, как пролетариат и авангардная партия стали едины при создании Советского Союза и, чуть меньше, как иранская религиозная община и Хомейни стали едины при создании Исламской Республики). Политика для нацистов была процессом, через который Вождь открывался народу, который, в свою очередь, подтверждал это откровение все более бурными демонстрациями и ростом электоральной поддержки национал-социалистической партии. Создание Третьего рейха ознаменовало конец политики, поскольку объединение Вождя и воли народа под эгидой и в рамках немецкого государства сделало реализацию исторической судьбы Германии делом техники. Экономность цели и ясность видения, которые Вождь мог мобилизовать для реализации этой судьбы, а также уверенность в том, что Вождь сам будет делать все, что должен делать (и делал) народ, делали дальнейшие формальные консультации с народом сверхнеобходимыми.

В период иранской революции шиитское духовенство считало, что даже самые набожные иранцы не могут быть настолько просвещенными в отношении Божьей воли и замысла, как религиозные ученые (улама). Однако набожные люди, тем не менее, могли признать духовные заслуги и достижения уламы в в связи с главным историческим проектом шиитов: надлежащей подготовкой религиозной общины к возвращению Сокровенного Имама.

Если они должны были (и, соответственно, делали) завещание при соответствующей подготовке, то из-за недостаточной подготовки и несовершенства духовной просвещенности неизбежно возникали ошибки в распознавании того, что они на самом деле завещали. Здесь проблема имела две формы. С одной стороны, люди были недостаточно подготовлены как исламские ученые и поэтому могли допускать ошибки в толковании религии. Это можно было частично, но не полностью исправить путем религиозного обучения. С другой стороны, такое религиозное обучение никогда не могло превратить людей в помазанников Сокровенного Имама на земле. На такую роль могли претендовать только улама, и даже для них их роль заключалась лишь в том, чтобы распознать среди них того, кто может быть таким помазанником.

Таким образом, с созданием Исламской Республики было создано теократическое государство, управляемое уламой, которое должно было подготовить религиозную общину к возвращению Сокровенного Имама. Несомненно, иранский народ искренне желал, чтобы его община была подготовлена к этому, но несомненно и то, что эта задача не могла быть решена им самим во всей полноте. Улама представляли собой духовное сознание народа, неотделимое от него в рамках религиозной общины, но при этом обладающее уникальным даром определять духовное направление, в котором должна двигаться община. После основания народ должен был получить дальнейшие наставления в религиозной доктрине, чтобы переосмыслить и очистить свое понимание. Но и с народом, в очень строгих пределах, можно было советоваться по поводу относительной святости отдельных членов улама. В отличие от большевиков, шиитское духовенство настаивало на периодической демонстрации инстинктивного осознания народом благочестия своих лидеров. Народ, опять же в очень жестких рамках, мог определить святость, но он не был уполномочен руководить религиозной политикой.

Во всех трех случаях трансцендентная социальная цель, которой было посвящено государство, совпадала с волей народа (как она понималась, реализовывалась и впоследствии переосмысливалась революционной элитой). В каждом случае подлинная воля народа находилась в определенной части населения, определяемой по классовому, расовому или религиозному признаку: в Советском Союзе — в пролетариате, в Третьем рейхе — в людях немецкой крови, в Иране — в правоверных шиитах. Эти представления о народе исключали значительную часть населения, проживавшего в то время в пределах национальных границ (например, буржуазию, тех, кто не принадлежал к немецкой этнической группе, и тех, кто принадлежал к другим религиозным конфессиям). В этом смысле воля народа не была «национальной» в привычном понимании. И по этой же причине в каждой из этих концепций народа присутствовали транснациональные расширения: международный пролетариат, немецкие общины, проживающие не в Германии, и верующие шииты, живущие вне политических границ Ирана. Эти транснациональные расширения повлияли на способ создания государства: (1) сделали волю народа практически недоступной (например, потому что жители других стран не могли участвовать в референдумах и выборах) и (2) наделили государство трансцендентной социальной целью, выходящей за пределы страны. Так, советское государство было призвано содействовать мировой пролетарской революции. Третий рейх был посвящен, в первую очередь, инкорпорации немецких общин, находившихся в то время за пределами Германии, а впоследствии — расширению немецких поселений в Восточной Европе. Исламская республика при своем создании также была нацелена на подготовку шиитской религиозной общины (и мусульманских общин в целом) к возвращению Скрытого Имама.

Эти внутренние исключения и внешние включения в концепцию народа делали само национальное государство несовершенным средством регистрации и реализации народной воли, поскольку политическое сообщество и физические границы государства были несовместимы. Однако, поскольку революционная элита могла (и делала) признавать и проводить в жизнь народную волю без формальных консультаций с народом, главным следствием этого несоответствия было усиление подчинения государства революционной элите как при создании нового государства, так и в ходе его последующего функционирования.

В трех основах, анализируемых в следующих главах, прослеживается связь между: (1) политическими убеждениями, бытовавшими в национальной культуре до революции; (2) конкуренцией между мнимыми представителями этих убеждений (обычно конкурирующими партиями) и между альтернативными убеждениями (например, парламентская демократия и религия); (3) конкретной концепцией этих убеждений, сформулированной успешной революционной партией; (4) тем, как эти убеждения были заложены в основу посредством революционной партии. В каждом из этих случаев объединялись: (1) революционная партия как правильное и полное выражение воли народа; (2) трансцендентная социальная цель, которой посвящено государство; и (3) суверенитет (право править во имя этой трансцендентной социальной цели). Наиболее важными элементами этого процесса являются: (1) способ, которым революционная элита конкурирует с другими партиями (например, как эти партии воспринимаются в качестве оппонентов, в частности, их отношение к исторической судьбе народа); (2) идеологические объяснения, которые революционная элита строит, идя на тактические уступки в борьбе за власть; и (3) способ,