Читать книгу - "Святитель Григорий Богослов. Сборник статей - Григорий Богослов , святитель (Назианзин)"

и македониане]. Аплодируйте, кричите громче, выше поднимайте своих напыщенных ораторов [проповедников сектантства]: нем теперь этот мой злой и подвижный язык, столь ненавистный вам. Прости, ты, великий город, приближайся к истине, чти Бога более, нежели как привык. Простите, вы, Ангелы церквей, бодрствовавшие над ними во время моего здесь пребывания, бодрствующие и при моем отсюда отшествии. Прости меня, Пресвятая Троица, единственная моя мысль и мое украшение. Сохрани этот мой народ, мой, хотя и другими опекаемый. О, если бы привелось мне слышать, что ты, Пресвятая Троица, славима от него учением и жизнью. Возлюбленные мои дети! Сохраните предания веры (1 Тим. 6:20), сокровище, которое я вам оставляю, и вспомните огорчения, которыми я здесь был забрасываем!»[892] Такова прощальная речь св. Григория, дышащая местами истинным и возвышеннейшим красноречием. И после долгого времени, протекшего по произнесении ее, она все еще живо трогает наше сердце, как бы вчера написанная.

Письма св. Григория точно так же отличаются ораторским достоинством, дышат умом, язык их легок, содержание далеко от напыщенности. Св. Василий Великий сожалеет только о лаконизме их; это значит, что он желал бы большей длинноты от них – так приятно читать их. В письме 51 св. Григория дело идет даже и о самом стиле писем, потому что Никовул, к которому это письмо адресовано, просил св. Григория изложить, что требуется от стиля писем. Григорий исполняет это желание и требует от письма четырех свойств: оно должно быть ясным, далеким от всякой надутости и сухости, потом приятным, украшенным сентенциями и образностью выражений, антитезы же из него должны быть исключены. Выражение должно быть естественным и искусственность прикрыта. Но особенно св. Григорий желает от письма краткости, хотя длиннота его и может обуславливаться важностью предмета. Эти правила выполняются в письмах и самого св. Григория, составленных с таким искусством и тщательностью, что он, можно думать, подобно Плинию, при издании их в свет назначал для более обширного круга читателей. Письмо 236 может служить образцом лаконичного письма. Это письмо св. Григорий писал для одной матери, посылавшей своего сына к ритору Либанию: «Я, мать, посылаю своего сына к тебе, отцу, родная мать к отцу красноречия; как я о нем заботилась, так позаботься и ты о нем»[893]. К некоему Сакердоту, искренно преданному св. Григорию, позднее же подвергавшемуся преследованиям, писал он много превосходных писем о важности страданий и о терпении (ср. письма 212–216). В письме 222 в трогательных выражениях святой отец утешает сестру Сакердота по случаю смерти ее брата; в письмах 87 и 92 к Филагрию точно так же прекрасно говорится о телесных страданиях. Письмо 12 остроумно. Никовул презирает свою жену, племянницу св. Григория, за ее малый рост, и святой отец пишет: «Ты насмехаешься над Алипианой, показывая тем, как будто бы она недостойна тебя при твоем осанистом росте; о, ты велик, силен и необычаен по росту и крепости. Теперь только узнаю я, что душа подлежит измерениям и взвешивается, что скала дороже перлов[894] и вороны превосходят соловьев»[895]. Особенно нежны письма к св. Василию Великому – 20, 40, 45, 58-е. Одно из них оканчивается так: «Кто на земле относился к чему-нибудь с удивлением столь же высоким, с каким Григорий относится к тебе? Одна весна между временами года, одно солнце между звездами, одно небо, всех нас объемлющее; так и для меня существует один только голос, и это твой!»[896] В письме 80 св. Григорий с грустью пишет к ритору Евдоксию: «Ты спрашиваешь меня, как я себя чувствую. Очень дурно. Я не имею Василия более, я потерял Кесария, моих духовного и плотского братьев. Отец мой и мать моя меня покинули, мог бы я сказать с Давидом. Телесно я также болен; старость начинает тяготить, заботы становятся запутаннее, занятия скученнее, друзья неверными; Церковь остается без способных пастырей, добро гибнет, зло обнажает свою голову.

Путешествие ночное, а ни с какой стороны не видится освещающего факела. Христос спит. Что делать? О, для меня одно только спасение среди этих зол – в смерти. Но и та сторона гроба страшила бы меня, если бы я судил о ней по этой»[897].

Достоинству стихотворений св. Григория, конечно, вредило, что он писал их, находясь в преклонном уже возрасте, когда истинно поэтический жар начинает уже угасать, все же из них открывается, что св. Григорий обладал действительно поэтическим талантом и что поэзия его не была мимолетным припадком юности. Поэтическим произведениям св. Григория вредило, далее, что содержанием для них избирались предметы богословские, следовательно, изложение предмета должно было отличаться рефлексией и спокойной рассудительностью, а не истекать непосредственно из воззрения на природу; оттого поэтичность представления сказывается более всего в образах, тропах, возвышенности и звучности выражений. Прекраснейшие из стихотворений св. Григория по большей части кратки; это короткие нравоучительные стихотворения, глубокомысленные и грустные сентенции.

Руфин, современник св. Григория, говорит о нем: «Никогда еще мир не видал жизни более благочестивой, не слыхал красноречия более живого и блестящего, не был свидетелем более чистой веры и более совершенной науки, чем представителем каких был Григорий. Это единственный человек, вера которого не была оспорена, заслуги которого всеми признаны; достаточно не согласиться с Григорием, чтобы прослыть за еретика».

К. С

Святой Григорий Назианзин как обличитель недостойных пастырей[898]

Всякое время нуждается в людях, которые бы оживляли и располагали к деятельности слабых и ленивых пастырей Церкви, которые бы своим словом и примером наставляли беспечное духовенство в его священных обязанностях. Для тех, кои приходят на пастырскую должность не по внутреннему призванию, но ради прибытка и господства, в высшей степени необходимо зеркало, в котором бы они со всей ясностью видели безобразие своих мыслей и поступков. Счастлив тот муж, которому Бог дарует быть, как выражается слово Божие, солью и светом мира (Мф. 5:13–14)! Счастлив пастырь, который с ревностью и настойчивостью противоборствует распространению зла и все силы употребляет для насаждения в человечестве прекрасного и доброго!

До того времени, когда жил Григорий Назианзин, христианское общество, только что вышедшее из состояния унижения, было довольно светлым. Гнет и преследования научили его желать чистейшего и полнейшего счастья. Духовенство, жертвуя собой для блага ближних, в горниле внешних несчастий и борьбы очистилось, сделалось внутренне крепче и сильнее. Но во времена Григория Назианзина со званием христианского учителя уже не была сопряжена внешняя опасность; напротив, ему нередко сопутствовали честь, богатство, влиятельность. Привлекательных