Читать книгу - "Кратчайшая история музыки. От Древнего мира до наших дней - Эндрю Форд"

поэта Уильяма Блейка (1757–1827) мы знаем, что он любил петь свои стихотворения, а некоторые из них даже называл песнями (например, «Песня невинности и опыта»). Но на какие мелодии он исполнял свои произведения? Он сам сочинял музыку или использовал существующую? А если он брал чью-то музыку, то мог ли специально подгонять стихи к известным мотивам? Когда Блейк был еще ребенком, такая практика была довольно распространена в Лондоне, где макабрические тексты уличных баллад об убийствах и казнях можно было купить без музыки, но с указанием подходящей известной мелодии. Именно так современники Блейка Роберт Бёрнс (1759–1796) и ирландец Томас Мур (1779–1852) написали значительную часть своих произведений.

Рэп родился в 1970-х гг. в Нью-Йорке из импровизаций исполнителей, произносивших шутливые монологи под зацикленные барабанные партии из соул- и фанк-треков, и стал независимой и самобытной формой музыкального искусства, где главный интерес представляют рифмы и ритм речи. Чтобы ничто не отвлекало слушателя от голоса артиста, в качестве сопровождения первые рэперы использовали в своих выступлениях простейшие мелодико-гармонические шаблоны. В 1979 г. рэп, очевидно, был чем-то новым и неизведанным для людей: об этом говорит и тот факт, что в своем треке «Rapper’s Delight» группа Sugarhill Gang подчеркивает, что фанаты слушают не тестовый дубль, а настоящую запись. Но буквально через пару десятилетий такие рэперы, как 2Pac, Snoop Dogg и Eminem, стали настоящими музыкальными легендами. В начале композиции «Rapper’s Delight» звучат слова «хип хоп» — ими впоследствии и назвали новый жанр, покоривший к концу XX в. весь мир. Кажется, рэп можно читать на любом языке: он подстроился под увулярные согласные арабского, под раскатистый «р» и фиксированное ударение на первый слог в финском и под тоновые особенности китайского, из-за чего у рэпа на этом языке появилась необычная певучесть, непохожая на сравнительно монотонную манеру чтения, характерную для западного рэпа.

Итак, текст и музыка не только дополняют друг друга; слова могут сами стать музыкой. Этот симбиоз имеет огромное значение для всех мировых религий, хотя сама природа музыки нередко вызывает теологические споры. В культовой музыке можно выделить два основных направления: в первом случае музыка рассматривается как нечто призванное вызвать у верующего религиозный экстаз, во втором музыка выступает в роли носителя текста. Последнее имеет чисто доктринальное значение. Слова легче запоминаются, если произносить их нараспев, а изменения в музыкальных параметрах такой речитации — высоты тона, ритма, темпа, динамики и тембра — более выразительно передают смысл духовного послания, да и любую другую информацию (политические лозунги, таблицу умножения). Но вот в чем вопрос: можно ли это считать музыкой? Или хотя бы пением?

Английское слово chant (распевать, произносить нараспев) произошло от французского глагола chanter (петь), так что здесь связь очевидна. Но хотя многие согласятся с тем, что вокальную музыку христианской традиции — хоралы и гимны, графически зафиксированные и исполняемые в европейских монастырях с раннего Средневековья, — действительно можно считать песнями, мы знаем, что они развились из того, что лишь напоминало песню: в первых записях есть обозначения повышения и понижения тона голоса, но нет конкретных указаний относительно звуковысотности. В ведических и иудейских распевах, а также в декламации Корана можно обнаружить схожие музыкальные составляющие — как мы теперь знаем, даже обычная речь связана с музыкой, — и тем не менее большинство индуистов, иудеев и мусульман настаивают на том, что их религиозные песнопения отличаются от музыки. Однако это различие кроется лишь в предназначении песен и вытекает из предположения, что музыка чересчур легкомысленна (Стивен Пинкер с этим согласился бы), что она отвлекает молящегося и даже может стать искушением.

* * *

Сама́ украшает душу, помогает ей найти любовь, испытать волнение от встречи, сорвать все покровы и предстать перед Всевышним.

Джалаладдин Мухаммад Руми (1207–1273), персидский поэт

Когда Руми написал эти слова, мусульманские религиозные деятели уже полтысячелетия спорили о допустимости музыки. Сам поэт приводит аргументы в ее пользу, но при этом подчеркивает и опасность музыки, указывая на телесные реакции, которые она вызывает. В Коране об этом ничего не говорится, но многие мусульмане считают инструментальную музыку — или даже музыку в целом — запретной и не допускают мысли о том, что распевание священного текста хотя бы косвенно связано с музыкой. Тем не менее некоторые суфийские ордена считают саму́, или глубокое слушание, важной частью «почитания Бога».

Суфизм зародился в Багдаде в IX‒X вв. и представляет собой мистическое направление ислама. Не все суфии практикуют саму́, но самый известный орден придерживается ее и делает это демонстративно. Речь идет об ордене Мевлеви, основанном в Турции Руми и его единомышленниками и известном как «братство кружащихся дервишей». И кружение, и музыка, которая обычно состоит из пения и игры на инструментах (как правило, ней — длинная тонкая флейта — и ударные), начинаются в размеренном ритме и постепенно ускоряются. В состоянии экстатического транса (ваджд), вызванного вращением, дервиши «сжигают» свое эго и приближаются к Богу.

Среди суфийских фундаменталистов, не одобряющих кружение Мевлеви, выделяются адепты ордена Чиштия, который существует и сейчас в Афганистане и на территории Индийского субконтинента. У Чиштия, однако, есть свой способ достижения экстаза при помощи пения — каввали, которое придумал суфийский святой Амир Хосров, современник Руми. Каввали позаимствовало звукоряд и структуру классических индуистских раг с медленным вступлением, которое перерастает в мелодию с размеренным ритмом, постепенно ускоряющимся и украшенным импровизацией. Изначально музыкальные инструменты в традиции Чиштия были под запретом, но ритмическая основа и бурдон[14], необходимый для пения, должны были откуда-то исходить. В конце XX в. пакистанский певец Нусрат Фатех Али Хан начал исполнять каввали на грандиозных фестивалях по всему миру. Во время выступления он пел все выше и быстрее, достигая духовного экстаза, которым заражались слушатели, хотя и не понимали ни слова из песни.

Как и в случае классической раги, исполнение каввали предполагает импровизацию, часто с бессмысленными слогами, что напоминает скет в джазе. Это еще один пример превращения вербальных звуков в музыку. Буддисты и индуисты во время чтения мантр тоже издают непонятные звуки, а пятидесятники и вовсе говорят «на иных языках», и в каждом случае цель верующего — отрешиться от себя и приблизиться к Богу, или, как говорят мусульмане, к «поминанию Аллаха». Эти духовные практики напоминают нам о том, что, несмотря на то что религия предполагает коллективное действие, духовные переживания имеют глубоко личный характер, хотя целью верующих является самоотречение. Музыка тоже вызывает переживания — вот почему она играет такую важную роль в одних религиях