Читать книгу - "Третий рейх. Зарождение империи. 1920-1933 - Ричард Джон Эванс"

находились источники агрессивности коричневых рубашек? Харизма Гитлера, конечно, играла свою роль, однако большая часть партии, особенно на севере Германии, сформировалась практически без его участия. Динамизм движения имел более глубокие корни. Некоторые подсказки можно найти в автобиографиях и дневниках ряда известных нацистов. И кроме того, существует прекрасный современный источник, который даёт уникальное представление об образе мыслей обычного нацистского активиста. В 1934 г. социолог Теодор Абель, профессор Колумбийского университета в Нью-Йорке, заручился поддержкой нацистской партии с целью проведения конкурса сочинений, по условиям которого люди, присоединившиеся к партии или коричневым рубашкам до 1 мая 1933 г., должны были написать краткие рассказы. Было отправлено несколько сотен сочинений, и, хотя и партия и участники рассматривали этот конкурс как возможность впечатлить американцев искренней приверженностью своему движению, Абель потребовал, чтобы приз достался самому честному и правдивому рассказу, и это, по всей видимости, смогло обеспечить достаточную степень достоверности работ, по крайней мере в тех пределах, в которых полученную информацию можно было проверить[529].

Для партийных активистов из низов заумные теории таких людей, как Розенберг, Чемберлен, Шпенглер, и других интеллектуалов были закрытой книгой. Даже популярные писатели вроде Лагарда и Лангбена обращались в основном к образованному среднему классу. Гораздо более сильное влияние имели долгое время сохранявшие популярность антисемитские пропагандисты вроде Теодора Фрича, чья книга «Справочник по еврейскому вопросу», опубликованная в 1888 г., в 1933 г. переиздавалась уже сороковой раз. Издательский дом Фрича Hammer Verlag пережил Первую мировую и продолжал выпускать множество популярных памфлетов и брошюр, которые имели широкое хождение среди рядовых нацистов[530]. В 1934 г. один из штурмовиков писал:

После войны я стал активно интересоваться политикой и с энтузиазмом изучал газеты всех политических оттенков. В 1910 г. я впервые прочёл в правой газете рекламу антисемитской периодики и стал подписчиком журнала Der Hammer («Молот») Теодора Фрича. Благодаря этим изданиям я узнал о разрушительном влиянии евреев на людей, страну и экономику. Я должен признать сегодня, что те материалы стали для меня мостиком к великому движению Адольфа Гитлера[531].

Тем не менее более важным было воодушевление, порождавшееся основными компонентами нацистской пропаганды — речами Гитлера и Геббельса, маршами, плакатами и парадами. На этом уровне идеи быстрее принимались через такие каналы, как нацистская пресса, агитационные брошюры и настенные плакаты, чем через серьёзные идеологические произведения. Для обычных партийных активистов в 1920-е — начале 1930-х гг. самым важным аспектом нацистской идеологии была её сосредоточенность на социальной солидарности — понятии органического расового единства всех немцев, — за которой в некотором отдалении следовал экстремальный национализм и культ Гитлера. Антисемитизм же был важен только для меньшинства, и для многих из этого меньшинства негативное отношение к евреям было весьма случайным. Чем моложе был человек, тем менее важными становились идеологические аспекты и тем большее значение приобретал акцент на немецкую культуру и руководящую роль Гитлера. И наоборот, идеологический антисемитизм был наиболее силён среди нацистов старшего поколения, что подтверждало скрытое влияние антисемитских групп, действовавших до войны, и атмосферы внутрисемейного национализма, в которой росли многие из них[532].

Мужчины часто вступали в военное крыло нацистской партии, возвратившись с фронта в 1914–18 гг., затем связывались с крайне правыми организациями вроде Общества Туле или добровольческих бригад[533]. Например, молодой Рудольф Хёсс, будущий комендант Аушвица, пришёл в партию именно таким образом. Родившись в 1901 г. в Баден-Бадене, он вырос на юго-западе Германии в католической семье. Его отец был торговцем, хотел отдать сына в священники и, по словам Хёсса, привил ему сильное чувство долга и покорности, но также заразил его рассказами о своём солдатском прошлом в Африке и о самоотверженности и героизме миссионеров. В конечном счёте, как Хёсс писал позднее, он утратил свою веру из-за того, что его исповедник открыл доверенную ему тайну. Когда разразилась война, он пошёл в Красный Крест, а затем в 1916 г. в старый полк своего отца и служил на Среднем Востоке. В конце войны его родители умерли, а он вступил в добровольческие бригады в Прибалтике, где увидел жестокость гражданской войны собственными глазами.

Вернувшись в Германию, Хёсс стал членом тайной организации — преемницы добровольческих бригад, а в 1922 г. участвовал в жестоком убийстве человека, которого он и его товарищи считали коммунистическим шпионом в своих рядах, — они забили его дубинками, перерезали горло ножом и добили из револьвера. Хёсса арестовали и посадили в исправительный дом в Бранденбурге, где, по его словам, он узнал о неисправимой природе преступного ума. Его шокировал «грязный, наглый язык» его сокамерников и ужаснуло то, что тюрьма становилась школой для преступников вместо того, чтобы быть местом для их исправления. Чистый, опрятный и аккуратный, привыкший к дисциплине, Хёсс быстро стал образцовым заключённым. Жёсткое запугивание и продажность некоторых надсмотрщиков подсказали ему, что более честный и гуманный подход к заключённым может дать лучший эффект. Однако позже он заключил, что достаточное число из сидевших с ним заключённых не имели никаких шансов на исправление[534]. За несколько месяцев до своего ареста он стал членом нацистской партии. Ему предстояло провести остаток 1920-х гг. в тюрьме, хотя, как и многие подобные ему люди, он был освобождён задолго до истечения срока в результате соглашения между крайне левыми и крайне правыми депутатами рейхстага о голосовании за общую амнистию для политических заключённых[535]. Однако очевидно, что, когда он вышел из тюрьмы, в нацистской партии он нашёл дисциплину, порядок и возможность доказать свою верность, которые были ему так необходимы в жизни.

Одним из подельников Хёсса в убийстве был другой член россбахского добровольческого корпуса Мартин Борман, родившийся в 1900 г. в семье почтового служащего и получивший образование управляющего фермой. Во время войны его призвали в армию, но определили в гарнизон, и он не участвовал в военных действиях. Однако, как и Хёсс, он не смог приспособиться к гражданской жизни. Он вступил в контакт с добровольческими бригадами, предоставив им в качестве базы имение в Мекленбурге, где он работал. Присоединившись к добровольческому корпусу, он также вступил в «Ассоциацию против высокомерия евреев», ещё одну мелкую и незначительную маргинальную праворадикальную группу. Борман оказался замешан в убийстве не в такой степени, как Хёсс, и ему пришлось отбыть только год в заключении. В феврале 1925 г. его освободили, и к концу 1926 г. он стал на полную ставку работать в нацистской партии, выполняя множество административных задач сначала в Веймаре, а потом