Читать книгу - "Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски"

Когда гауляйтер признал, что такое действительно бывало, графиня произнесла фразу, которую наверняка заготовила заранее:

– Не скажете ли тогда, как я могу стать почетной еврейкой?

Подобные дерзости были очень нехарактерны для того времени – ни среди немцев, ни среди их американских жен. Бим намекает в своем рассказе, что многие американки, бывшие замужем за немецкими националистами, были в душе антинацистками, но это противоречит тому, что писала журналист Chicago Tribune Сигрид Шульц. «Иностранки, выходившие замуж за немцев, часто становились рьяными нацистками, – отмечала она. – Одна такая американка отказалась со мной знакомиться, потом что я якобы очерняю нацистскую Германию». Шульц помогала основать Американский женский клуб в Берлине, но ушла оттуда еще до начала Второй мировой войны, потому что, как она объяснила, этот клуб превратился в «рассадник нацистской пропаганды», где «американки, вышедшие замуж за немцев, встречались со своими приятелями-нацистами».

Шульц наблюдала за тем, как нацисты все чаще «вызывают у иностранок, в том числе американок, истеричный фанатизм». Элизабет Диллинг, ярая противница коммунизма из Чикаго, полагавшая президента Рузвельта воплощением мирового зла, приезжала в Германию в 1931 г. и позже в 1938 г. Во время второго визита она пришла в восторг от «очевидного улучшения условий жизни». Как она добавляла, «лично я благодарю Бога за то, что Германия выступила против коммунизма». Во время еще одного визита, случившегося вскоре после этого – на сей раз оплаченного принимавшей её немецкой стороной, – она побывала на Нюрнбергском съезде и сделала следующие выводы: «Немецкий народ под властью Гитлера счастлив и доволен… не верьте, когда вы слышите разговоры о том, что этот человек вовсе не принес блага своей стране».

Шульц вспоминала, что видела Диллинг в столовой, где ели иностранные корреспонденты и другие посетители. Диллинг в яркой красной шляпке ходила от столика к столику, показывала на журналистов и «возбужденно что-то шептала некоторым людям». Последние после этого замолкали каждый раз, когда кто-то из журналистов оказывался поблизости. Шульц стало любопытно, в чем же дело, и она обратилась к молодой американке, сопровождавшей Диллинг, чтобы спросить, чем именно сейчас занимается пожилая дама.

– Вы – враги Германии, и мы предупреждаем знакомых, чтобы они не разговаривали при вас, – сказала американка.

– А почему вы считаете, что я – враг Германии? – поинтересовалась Шульц.

– Потому что вы пишете статьи, направленные против нас.

Шульц подчеркивает, что американка сказала «нас»: не было сомнений, что она и её старшая спутница идентифицировали себя с нацистами. Впоследствии Рольф Гофман, местный нацистский пропагандист, подошел к Шульц и извинился за поведение Диллинг. Он сказал, что американка настаивала, что следует выслать из страны и Шульц, и Уоллес Дойель из Chicago Daily. Он объяснил Диллинг, что Шульц хоть и склонна к критике в своих публикациях, она просто пытается быть объективной. «Эти иностранные обожательницы так погружаются в свои эмоции, что прямо уже не знают, как выразить энтузиазм», – с улыбкой сказал он.

Как и многие опытные журналисты, Бим не любил людей вроде Диллинг: американцев, приехавших в Германию и восхищавшихся нацизмом. Однако раньше он и сам положительно оценивал нацистскую систему «Arbeitsdienst» – обязательную шестимесячную службу в трудовой армии для всех мужчин от восемнадцати до двадцати пяти лет. Генри Леверич, его коллега по работе в посольстве, получил разрешение пожить в трех таких лагерях «арбайтсдинст». Как вспоминал Бим, его совершенно потрясла «прекрасная физическая форма обитателей лагерей и то, как они гордятся своим лагерем и своей работой…». Впоследствии он отметил, что это стало прекрасной начальной подготовкой к службе в настоящей армии, которая предстояла этим людям во время войны.

Бим также получил возможность лично познакомиться с еще одной нацистской программой – Kraft durch Freude, «сила через радость». Побывав в её рамках в недельном путешествии по Северному морю, он сделал вывод: «Эти туры хорошо организованы, народу не слишком много, группе явно очень понравилось путешествие». Как позже указал Бим, положительные отзывы его и Леверича повлияли на мнение их начальства в Вашингтоне о том, что оба журналисты симпатизируют нацистам.

Но Бим быстро стал критически относиться к происходящему, еще меньше одобряя его, чем многие другие хорошо знавшие Германию американцы. Он замечал пышную парадность и пропаганду, а также подозрительные и жестокие вещи.

Когда каждый год 30 января отмечалась годовщина прихода Гитлера к власти, нацисты устраивали факельное шествие. Министерство иностранных дел приглашало дипломатов из разных посольств смотреть на эту процессию. В 1937 г. пригласили американцев и бразильцев. Бима и его коллегу Джеймса Риддлбергера, прибывших от американского посольства, посадили у окна рядом с тем балконом, откуда Гитлер смотрел на несущих факелы эсэсовцев.

Американские и бразильские дипломаты полагали, что после парада их проводят к выходу. Но вместо этого к ним подошел очень взбудораженный Гитлер, который поинтересовался, какое на них этот парад произвел впечатление. Они вынужденно сказали, что невероятно сильное, и он пригласил их после этого пройти за ним в президентский дворец, который ранее занимал Гинденбург и в котором в данный момент начинался раут. Когда они вошли в зал, там толпились нацисты в униформе. Гитлер подозвал официантов, чтобы каждому из дипломатов выдали пиво. Затем он хлопнул в ладоши и прокричал первые слова «Песни Хорста Весселя», нацистского гимна, приказав толпе дать ему дорогу. Это было началом очень странного выступления – редкий случай, когда он проявил чувство юмора.

Как вспоминал Бим, Гитлер прошагал через зал гусиным шагом, «узнаваемо имитируя походку раздолбая-штурмовика с выпирающим животом». Дойдя до собственного бюста, он отсалютовал, повернулся и пошагал назад, на сей раз «в манере хорошего эсэсовца – живот подобран, губы сурово сжаты». Собравшиеся нацисты не знали, как на это реагировать. Они робко зааплодировали, а один из помощников Гитлера подтолкнул американских и бразильских гостей к дверям.

В жестких нацистских методах принуждения не было ничего смешного. Бим сделал вывод, что они «безнадежно портят даже самые восхваляемые достижения страны». Особенно поразил его своей жесткостью эпизод, о котором он узнал благодаря своему коллеге Марселису Парсонсу. Американского вице-консула отправили присутствовать при кремации тела человека, казненного по обвинению в убийстве Юлиуса Штрайхера, ярого антисемита, основателя нацисткой газеты «Der Stürmer». Обвиненный утверждал, что он – американский гражданин, и поэтому забрать его останки должен был представитель посольства. Но перед помещением тела в огонь Парсонс успел заметить, что оно какое-то короткое. Причина была проста: человеку отрубили голову и положили её «на изгиб локтя».

Как и многие профессиональные дипломаты в американском посольстве, Бим был рад отъезду посла Додда в конце 1937 г. Он считал последнего «достойным, вдумчивым,