Читать книгу - "Мой друг убил Кеннеди? История Ли Харви Освальда - Эрнст Петрович Титовец"

Мне казалось, что Освальда скоро выпишут. Очередь на лечение в стационаре была внушительная, и лечебные учреждения при первой возможности выписывали пациентов для продолжения лечения амбулаторно. Американец оказался исключением из общего правила. Он пробыл в стационаре с 29 марта по 11 апреля 1961 года. Это было дольше, чем действительно требовал его случай. Однако Алик не возражал, ведь его лечение не стоило ему ни копейки. Медицинская помощь в СССР была бесплатной.

Я еще несколько раз заглядывал к моему другу в перерывах между занятиями. Лечение было эффективным. Он снова упомянул, что приходила Марина повидаться. Алик, возможно, обронил несколько намеков о своих зарождающихся отношениях с Мариной, но все это ускользнуло от меня. Я был слишком поглощен лекциями, практическими занятиями, работой в студенческом научном кружке. А Алик был на пороге важного поворота в своей жизни: перехода от статуса холостяка к статусу женатого мужчины.

Прошло тридцать лет, когда я отправился в отделение отоларингологии клинической больницы № 4, чтобы снова погрузиться в атмосферу этого места и собрать материал для моей книги об Освальде. Был один из теплых солнечных дней бабьего лета в октябре. Я размышлял о своих шансах встретить кого-нибудь из бывших сотрудников больницы, кто мог бы помнить Освальда. Учитывая все обстоятельства и давность событий, дело казалось почти безнадежным.

Я предварительно позвонил в отоларингологическое отделение 4-й больницы, чтобы выяснить, может ли еще работать кто-нибудь из бывших сотрудников начала 1960-х годов или как с ними связаться. На мой звонок ответил сам заведующий отделением. Я представился, назвав свое полное ученое звание. Такое начало обычно производило должное впечатление на собеседника и значительно облегчало беседу.

Повинуясь какому-то инстинкту, я решил не называть сразу цель своего звонка. Вместо этого я сказал ему, что мне нужна некоторая информация об истории кафедры отоларингологии начала 60-х, когда я посещал ее в качестве студента, что в целом было правдой. Этот подход сработал идеально. Сам заведующий был новичком в отделении, но назвал имена нескольких сотрудников, которые могли бы чем-то помочь.

Мы немного поговорили о трудных временах в медицине. Затем я мимоходом спросил его, правда ли, что американец Освальд когда-то лечился у них на кафедре. На другом конце возникла тягостная пауза. Последовал краткий ответ, что он не собирается говорить о вещах, выходящих за рамки его профессиональных интересов. Конец разговора.

Мой собеседник определенно очень разволновался. Такая неожиданная реакция спустя тридцать лет после распада Советского Союза и падения коммунистического режима! К сожалению, в этом отношении он не был исключением для своего поколения. Я встречал много таких людей и, зная их менталитет и через что они прошли, не осуждал их за настороженность.

Я возлагал слабую надежду на то, что найду конкретного врача – Ивана Максимовича Ананчика. Его имя всплыло в разговоре с общительной женщиной-врачом. Она уже была в пенсионном возрасте, и я полагал, что кто, как не она, могла знать кого-нибудь в отделении отоларингологии, кто мог бы помнить Освальда. Мне повезло – она назвала имя доктора Ананчика, который еще работал в отделении. Сейчас ему должно было быть за шестьдесят. Моя собеседница сказала, что если я упомяну имя одной конкретной дамы, когда увижу его, то непременно снискаю его расположение.

Я беспокоился, что Иван Максимович Ананчик принадлежит к тому поколению, которое предпочло держать рот на замке и отмежеваться от Освальда. Учитывая мой обескураживающий прошлый опыт, я решил не звонить ему, а встретиться с ним лично.

Мне повезло, доктор И. М. Ананчик был на месте. Он только что закончил утренний обход больных и отпустил студентов. Имя дамы, которая посоветовала мне встретиться с ним, сработало идеально. Не задавая никаких вопросов, он пригласил меня в кабинет отоларингологии и указал на стул. Сам он занял место напротив и сидел в позе врача, собирающегося осмотреть своего пациента. Его небрежно закрепленное на лбу круглое зеркало-отражатель усиливало это впечатление. Вокруг нас продолжалась обычная больничная суета: входили и выходили врачи и медсестры, шло обследование пациентов.

Иван Максимович Ананчик, мужчина лет семидесяти, вопросительно смотрел на меня из-под очков своими умными глазами. Я сразу перешел к цели своего визита. Он внимательно выслушал меня. Иван Максимович сказал, что очень хорошо помнит американца: собственно, он сам и был палатным врачом Освальда. Это было началом долгого разговора, и мы проговорили, сидя лицом к лицу в позе врача и пациента, больше часа.

Мне неслыханно повезло: оказалось, что доктор Ананчик непосредственно наблюдал и лечил американца. Он ежедневно общался с ним и знал о своем пациенте больше, чем кто-либо другой из медицинского персонала. Иван Максимович лично обследовал Освальда при поступлении в клинику в марте 1961 года. У Алика был рецидив хронического среднего отита. При поступлении он жаловался на постоянные раздражающие желтоватые выделения из левого уха и значительное ухудшение слуха.

Иван Максимович заметил, что это причиняло американцу много неудобств в социальном плане и послужило причиной обращения к врачам. Никакой боли Освальд не испытывал. В барабанной перепонке левого уха была перфорация. На перепонках обоих ушей наблюдалась рубцовая ткань от ранее перенесенных воспалительных процессов. Имело место очень значительное снижение слуха в левом ухе.

Иван Максимович полагал, что Алик потерял способность биаурикулярного восприятия звуков. Другими словами, пациент не мог определить направление, откуда исходил звук, так как в реализации этой функции принимают участие оба уха. Все это привело бы его к дезориентации, например, в густом лесу или в темноте.

Я обратил внимание моего собеседника на то, что Алик служил в морской пехоте США, где военнослужащие должны иметь хорошее состояние здоровья. Хронический отит Освальда и односторонняя глухота наверняка стали бы противопоказанием к прохождению военной службы. Иван Максимович сказал, что он понимает мои сомнения. Он не располагает информацией о медицинском освидетельствовании Освальда на момент его поступления в морскую пехоту США. Рубцы на барабанных перепонках у Алика могли быть результатом взрыва, который мог произойти уже во время прохождения им военной службы.

Я сказал доктору, что за все время моего знакомства с Освальдом я никогда не обнаруживал у него каких-либо проблем со слухом. Иван Максимович заметил, что, разговаривая с такими пациентами лицом к лицу, нарушение слуха трудно обнаружить. Они могут компенсировать дефицит слуха, внимательно наблюдая за артикуляцией собеседника, другими словами, читая по губам.

Мне пришла на память привычка Освальда поворотом и наклоном головы несколько приближать одно ухо