Читать книгу - "Перо и крест - Андрей Петрович Богданов"

как только приезжают с Востока духовные лица, наши русские иерархи немедленно перенимают все новшества, „как младенцы и как обезьяны у человека", не интересуясь соответствием этих обычаев древней греческой и славянской церковной литературе и не смущаясь тем, что новые греческие книги „печатаются у немец в разных местах и со старыми греческими книгами несогласны". Сами греки этого не замечают - а россиянам не позволено сравнивать старые обычаи и книги с новыми и устанавливать истину!

„О, правоверный народ, - иронически передает Медведев позицию отечественных „грекофилов", - зри сих славных греческих учителей, как они творят и как веруют! Ибо они люди ученые, а мы неученые, и потому нам, неученым, подобает Бога за то благодарить, что благоволил оных, как какой-то свет, на просвещение нашего неразумия прислать, и этих ученых людей весьма почитать, и во всем… слушать, и им нимало ни в чем не противиться (как будто до их прибытия здесь, страшно сказать, и великие государи наши, и святейшие патриархи, и все духовные и мирские пребывали во тьме неразумия!)". Казалось бы, давно пора понять, что вера каким-либо посторонним „учителям" не заменит изучения источников, не заменит разума.

"А ныне, - констатирует Сильвестр, - увы! Нашему такому неразумию вся вселенная смеется!… И сами эти нововыезжие греки смеются и глаголют: Русь глупая, ничего не сведущая. И не только так говорят, но и свиньями нас называют, вещая так: мы куда хотим, туда духовных этих и обратим, ибо видим их самих ничего не знающих…" Книга Медведева показывала, что отнюдь не все в Москве являются или притворяются безграмотными и послушными овцами зарубежных пастырей. Она оказалась искрой, попавшей в пороховую бочку. Все те, кто видел сомнительность нововводимого чина евхаристии, но чувствовал неуверенность перед авторитетом церковных властей и самого патриарха, обрели с книгой Медведева волю и голос.

Одновременное появление в столице новой книги братьев Лихудов не улучшило положения патриарха Иоакима и его приближенных. Сильвестр Медведев, хотя и не видел при написании своей монографии книги,,Акос", блестяще предварил ее аргументацию и выиграл спор уже до его начала. После рассуждений заиконоспасского строителя (главы монастыря. - А. Б.) богословские аргументы Лихудов выглядели бледно, а их попытка вновь поднять на щит никонианские идеи независимости „благочестия" от „царства" и превосходства „греческой" науки над всеми остальными (в частности, славянской и латинской) была заведомо обречена на провал в глазах общественности. Ведь еще Суханов показал, что собственно греки составляют весьма малую часть восточной церкви, включающей многие народы, - а Лихуды с почти трогательной наивностью брались вещать от имени четырех восточных патриархов, стараясь убедить россиян, будто „всегда свет были греки и будут даже до скончания века".

И по содержанию, и по слогу сочинение Лихудов не выдерживало никакого сравнения с книгой Медведева. Пышное красноречие „Акоса" метко оценил известный писатель Иннокентий Монастырский в письме к украинскому гетману И. С. Мазепе: „Оных греков Лихудов письмо ни правды, ни мудрости в себе не имеет. Не себе, но своему безумию неугодного соседа имея, сами себя хвалят, и хвалят аж без стыда, называясь словес-нейшими и мудрейшими богословами. Всякий разумный, искусный в философии и богословии, должен признать, что оных греков аргументы не богословские, но буесловские (ругательные. - А. Б.)".

Гетман Иван Степанович Мазепа

Убедительность книг с разными точками зрения на время пресуществления была важна, но не менее важным было то, как они воздействуют на общественное мнение. „Мудроборцы" как раз и исходили из того, что немногие могут заинтересоваться сложными рассуждениями и спор не выйдет за пределы ограниченного круга „посвященных". В соответствии с этим они и начали „помалу разнообразными способами свое неправое мудрование в народе утверждать, говоря, что всякое новое вначале в народе не без ропота бывает, а когда понемногу приобвыкнут, и потом в обычай войдет, - и то за самую истину станут держать". Для Медведева же единственной надеждой была апелляция к широким кругам верующих, к их разуму и воле.

Сама по себе книга Сильвестра не могла распространяться в большом числе списков: издание ее на Печатном дворе было исключено, а переписка затруднялась объемом. Но в конце XVII века и московские „простолюдины" имели навыки пропаганды. Еще в 1681 - 1682 годах был издан указ, запрещающий распространение рассуждений на религиозные темы, которые „на Москве всяких чинов люди пишут в тетрадях, и на листах, и в столбцах [*]… и продают у Спасских ворот [**] и в иных местах, и в тех письмах на преданные святой церкви книги является многая ложь".

[* Столбцы - разрезанные посредине в длину и склеенные в ленту листы бумаги, использовавшиеся в делопроизводстве; на столбцах могли писаться и другие (например, литературные) тексты.

** На мосту перед Спасской башней был один из центров частной книжной торговли.]

В 1682 году восставшие распространяли свои оценки событий почти столь же эффективно, как правительство, а полемические выступления старообрядцев собирали на Красной площади и „торжищах" огромные толпы. Распространение неофициальных сочинений облегчалось сравнительно высокой грамотностью населения, его развитой письменной культурой. В Москве середины XVII века белое духовенство было грамотно на 100%, черное - более чем на 70% (как и купечество), дворянство - на 50%, посадские люди - на 20%, а крестьяне, появлявшиеся в столице - не менее чем на 15%. При этом уровень грамотности рос в соответствии с темпами экономического развития страны и преобразований. Известно, например, что с 70-х по 90-е годы грамотность податных жителей московской Мещанской слободы повысилась с 36 до 52%, что уже в 1677 году среди 636 домовладельцев в слободе было восемь профессиональных книжников (переписывавших рукописи на продажу) и даже печатник „листов" (офортов, в том числе злободневного содержания, на которые был большой спрос)30. Понятно, что, призывая бороться с „мраком невежества", просветители имели в виду отсутствие в Москве учреждений, которые давали бы высшее образование, а не повсеместно распространенные начальные школы, учившие только писать, читать и петь по нотам. Стремление москвичей к знаниям и их желание обо всем „свое суждение иметь" были достаточно сильны, чтобы искра, зажженная Сильвестром, не пропала.

Вместо обширной книги Медведева в столице пошло по рукам множество экземпляров краткого „Обличения на новопотаенных волков". Книгу Медведева могли прочитать десятки человек, „Обличение" - сотни и тысячи. Автор его, иеродиакон Афанасий Иоаннов, служивший в „церкви Преображения Господня, что у великих государей во дворце", избрал доступную острополемическую форму, совместив опровержение „Акоса" и довольно глубокие доводы в пользу своей позиции