Читать книгу - "Демон, которого ты знаешь - Айлин Хорн"

не в характере Зары, что сильно поразила меня. Мне казалось, будто я неожиданно наступила на замаскированную мину. Затем Зара выбежала из комнаты и с грохотом захлопнула за собой дверь с такой силой, что даже стена задрожала. После секундного замешательства я бросилась следом за ней – она забыла в комнате свою оранжевую папку.

Когда я ее догнала, Зара избегала встречаться со мной взглядом. Я извинилась за то, что расстроила ее. Она молча наблюдала за тем, как я делаю в папке запись о ее вспышке. Закончив, я сказала, что мы можем встретиться на следующей неделе, чтобы обдумать и обговорить случившееся, но, откровенно говоря, не была уверена, что она придет на сеанс. Хотя по опыту работы с такими пациентами, как Габриэль и Тони, я знала, что процесс психотерапевтического лечения вовсе не обязательно рушится после таких «встрясок», мне все же хотелось разобраться и понять, не допустила ли я где-то ошибки.

Я обсудила произошедшее с одним из старших коллег – опять-таки чтобы попытаться понять что к чему. Объяснив, что, по всей видимости, что-то где-то упустила, я добавила, что мне нельзя было допускать, чтобы «превращение серой мышки в рыкающего льва» стало для меня сюрпризом. Как только я произнесла эти слова вслух, мне тут же стало ясно, что меня убаюкали послушность и кротость моей пациентки, которая действительно долгое время вела себя тихо словно мышка. Признала я и то, что убедила саму себя в ее пассивности, в том, что она «хорошая девочка», – вероятно, сказалось стереотипное представление о скромной и порядочной азиатской девушке, уважающей старших. Здесь нечем гордиться, и мне бы хотелось сказать, что это был последний раз, когда я оценила человека по его внешности, но, боюсь, не могу этого сделать. Но это было хорошим уроком, который, возможно, придется повторять еще не раз. Есть много подтверждений справедливости выражения, которое пришло из мира финансов – его сформулировал израильский экономист и психолог Даниэль Канеман, прославившийся глубиной своих оценок [51]. Так вот, он сказал, что людям гораздо легче судить о чем-то по поверхностным признакам – и куда сложнее проникать в глубь явлений и человеческой души.

Мой коллега также указал, что Зара могла расценить мой вопрос о том, могла ли она своим поведением нанести ущерб членам семьи, как попытку критиковать ее. Она, по всей вероятности, решила, что я чем-то похожа на ее мать, которую не интересуют чувства и переживания дочери. Тут я поняла, что в определенный момент неожиданный поворот беседы привел к тому, что вся ярость, накопившаяся в душе у Зары по отношению к матери, обрушилась на меня. Такое «перенаправление» какого-либо чувства пациентом с кого-то другого на работающего с ним психотерапевта не было для меня чем-то новым. Об этом говорится в основах теории психоанализа, причем это может относиться как к негативным, так и к позитивным эмоциям, в том числе таким как любовь, чувство зависимости, гнев и недоверие.

Я знала, что если смогу объяснить все Заре, это может помочь. Пока же меня радовало уже то, что она не предприняла ничего такого, чем сопровождалось возникновение у нее чувство гнева в других случаях. Вместо того чтобы выплеснуть негатив вовне и нанести себе телесный ущерб или что-нибудь поджечь, Зара ограничилась вербальной агрессией против человека, который причинил ей боль, – как это мог бы сделать любой психически здоровый человек. Хотя, конечно, ругань и громкое хлопанье дверями не лучший способ коммуникации, все же хорошо, решила я, что Зара, охваченная гневом, предприняла какие-то искренние и в общем-то вполне понятные действия. Получалось, было крайне важно, чтобы сеансы психотерапии не прервались на этом этапе. К счастью, мне удалось убедить в этом и администрацию тюрьмы, и саму Зару.

Я заметила, как она смутилась, когда я появилась в дверях ее камеры и попросила продолжить лечение. Она старалась не смотреть на меня, когда я извинялась перед ней и спрашивала, можем мы поговорить о том, что произошло. Неловкость, которую она явно испытывала, видя мое искреннее сожаление и желание продолжить сеансы психотерапии, ясно говорило о том, что она не знает, как следует преодолевать подобные конфликты и ликвидировать их последствия. Между тем продолжение психотерапии было исключительно важным инструментом для создания между нами доверительных отношений, и я была очень благодарна Заре, когда она согласилась на еще один совместный сеанс.

Мы проанализировали произошедшее в тот день, когда она вспылила и наговорила мне неприятных вещей, и Зара смогла признать – у нее в сознании и в самом деле прошлое смешалось с настоящим. Тот факт, что мы продолжили нашу совместную работу, наглядно продемонстрировал ей, что вспышки гнева случаются во взаимоотношениях между людьми и их можно пережить, а последствия ссор не являются необратимыми. В итоге мы смогли вернуться к моему вопросу о том, могла ли Зара вызывать у своих родственников чувства тревоги и огорчения, и со временем пациентка признала, что так оно и было. Мы также смогли побеседовать о том, как ей справляться со своими негативными чувствами, не прибегая к поджогам и членовредительству.

Хотя это было, мягко говоря, совсем не очевидно, я решила, что у Зары много общего с главным героем сериала «Халк» компании «Марвел комикс» – человеком с детской травмой, который, рассердившись, превращался в опасного монстра. В какой-то момент она даже неосознанно процитировала один из эпизодов сериала, сказав: «Не злите меня, я вам не понравлюсь, если рассержусь». Я с трудом подавила улыбку, попытавшись представить себе, какой хаос могла бы устроить Зара, такая кроткая и мягкая на вид женщина, если бы вдруг превратилась в громадное, похожее на гору мышц чудовище, беснующееся посреди женской тюрьмы.

После девяти месяцев нашей работы с Зарой ее перестали считать заключенной с повышенным риском суицида, и досье, лежавшее в оранжевой папке, собирать перестали. Заре сообщили, что ее собираются перевести отбывать остаток срока в другую женскую тюрьму. Перед переводом мы с ней провели еще несколько сеансов психотерапии, поговорив о том, намерена ли она в дальнейшем продолжать подвергать свою и чужие жизни опасности. Зара сказала, что, по ее мнению, устраивать пожары она больше не станет, но пообещать, что больше никогда не будет кричать, ругаться и хлопать дверями, если люди будут ее расстраивать, она не может. Я посоветовала ее куратору по вопросам условно-досрочного освобождения сделать так, чтобы Зара продолжала получать помощь от команды психологов и психиатров, которая наверняка имелась и в той тюрьме, куда ее собирались отправить, – и, в частности, если такая возможность представится, не отказывать ей в сеансах психотерапии. Я знала, что Заре будут полезны