Читать книгу - "Видеодром. Главные режиссеры мирового кино - Игорь Валентинович Мальцев"

так как статью 121 Уголовного кодекса за мужеложство тогда ещё никто не отменял. А может, потому, что формально он был коммунистом так себе — его вообще-то исключили из ячейки. А может быть, просто потому, что если погрузиться в творчество Пазолини, то уже будет не до Феллини с Антониони. Потому что Пазолини — реальный гений, а не это всё.

Основная экзистенциальная пропасть между Феллини и Пазолини в том, что первый — по первой профессии художник, мыслящий картинками, а Пьер Паоло — писатель, мыслящий совершенно другими категориями. И всё это, собственно, вылилось в их кинематографии.

Стихи Пазолини до сих пор учат в итальянской школе. Он даже в СССР был издан в «Молодой гвардии» и ездил в 1958 году по приглашению Союза писателей на конференцию по поэзии. Хотя его первый фильм был снят только спустя три года.

Я — сила Прошлого.

Лишь обычаям отдаю я любовь.

Произрастаю из руин, из церквей,

из расписанных алтарей, городков,

затерянных в Преальпах и Апеннинах,

где жили братья.

(Перевод А. Петровой.)

Это стихотворение звучит в киноальманахе «РоГоПа» (Росселлини, Годар, Пазолини) 1963-го в его киноновелле «Овечий сыр», которую обвинили в богохульстве. Такое обвинение в католической Италии в то время — это, между прочим, путь на скамью подсудимых. И подобные обвинения будут выдвигаться против ППП всю его карьеру. Потому что он всю жизнь — в книгах, стихах и в кино — будет постоянно развивать свою противоречивую концепцию о связи коммунистических идей и христианства. Обжигаясь, плюясь и отскакивая. Он прорабатывал это с такой трагической страстью, накал которой делает его одним из самых интересных мыслителей Европы XX века.

А начинал-то Пазолини, по самой послевоенной итальянской киномоде, с неореализма: фильм про сутенёра-неудачника «Аккатоне» он снял по собственной повести «Жестокая жизнь». Феллини, который с ним собирался работать над фильмом, увидев материал, тут же слился. Зато нанявшийся к нему ассистентом режиссёра некто Б. Бертолуччи стал одним из самых знаменитых и, как говорят московские политики, «субстантивных» режиссёров в мире.

На удивление, Пазолини не стал заказывать музыку у Нино Роты или у Морриконе, а сразу выступил по классике — И. С. Бах в обработке Карло Рустикелли. Классическая музыка и классическая живопись — вообще его конёк. Он, между прочим, учился истории искусства в Болонье и глубоко погрузился в Мазаччо и Понтормо — невероятно христианских живописцев. Вряд ли антихристианский исследователь мог бы так увлечься этой темой.

Так что и далее он не смог скрыть свою дикую для стороннего наблюдателя, но органическую для него самого смесь христианских и коммунистических догматов в душе.

И тут выходит такой режиссёр, как Мауро Болоньини, который снял фильм «Либера — любовь моя», посвящённый идее бессмысленности борьбы с фашизмом: «потому что это не строй и не режим, а сущность самих людей». И чего бы люди ни прокламировали на своих майках и кепках, всё обращается, собственно, фашизмом. Что мы и наблюдаем в последнее время особенно активно — со всеми проснувшимися движухами типа гретытунберг, или BLM, или радфема.

К моменту, когда опять начались уличные массовые беспорядки в Италии — «борьба мелких буржуа против крупных буржуа», как скажет потом Пазолини, — сам режиссёр прошёл через «Мама Рома» (1962) — остатки неореализма, Вивальди и вундеркинд Хоселито, поющий «Цыганскую скрипку» в саундтреке. Главное же — кадры фильма живо напоминают ту самую христианскую живопись, которую он изучал. А это несколько противоречит канонам неореализма, который весь из себя фальшивый видеоблог с человеческой помойкой.

Понятна позиция Пазолини относительно католицизма, в рамках которого он — открытый гей — институционализированный грешник без права переписки. Тут сильно задумаешься — и о вере, и о жизни, и о смерти.

Кстати, именно его гомооткрытость, наверное, и подарила нам счастье не видеть его страданий в его фильмах — его ориентация вообще никак не влияет на художественную ценность произведений. Это вам не Феллини, который вытеснял свои комплексы на экран, принижая артистический жест до уровня согнутого локтя. Паоло — чистый, не замутнённый земными генитальными страданиями мыслитель и художник. Трагедию человека он видит и показывает универсально. От слова Universe. А не от слова «двустволка».

И тут ему в 1962 году пришлось прочесть весь Новый Завет в номере гостиницы, где он был буквально заперт. Коммуниста-атеиста перепахало. «Иоанн был слишком мистичен, Марк слишком прост, а Лука слишком сентиментален». Поэтому он решил ставить Евангелие от Матфея.

От неореализма в Евангелии остались только непрофессионалы в кадре: писательница Наталья Гинзбург, философ Агамбен и прочая тусовка. В саундтреке, конечно же, Моцарт с Бахом (естественно, «Страсти по Матфею»). Но. Тут же классик блюза Слепой Вилли Джонсон, Одетта, которая поёт Sometimes I Feel Like a Motherless Child, что буквально через пяток лет прозвучит на «Вудстоке». На словах Христа (Энрике Ирацоки, который потом почти нигде и не снимался) о «ловцах человеков» вообще звучит кантата из «Александра Невского» Прокофьева. Естественно, по-русски.

Израиль не понравился гроссмейстеру — «тут всё коммерциализировано», поэтому снимать стали в Базиликате и Таранто. Да и какая разница? У русских вообще верба, а не пальма — кому это мешает верить?

Текст фильма — строго по первоисточнику, никакого напыщенного нарратива за кадром. Поэтому вообще-то фильм совершенно революционный и выглядит современным артхаусом вне зависимости от того, что вы называете «современность».

Про его следующий фильм мало говорят, и ещё меньше людей, которые его видели, — «Птицы большие и малые». А он, между прочим, и на Каннском фесте был, и последняя предсмертная работа комика Тото была там отмечена. На самом деле, это совсем не шуточный фильм — он весь про леваков и марксизм. Левацкую телегу тут постоянно толкает ворон, который увязался за героями. Ворон начинает свои речи под «Катюшу». И так он всем надоел, что его просто сжирают на ужин герои картины. Удивительны титры картины: их пропевает на музыку (таки Эннио Морриконе) модный певец Доменико Модуньо. Для пущего марксизма есть кадры похорон генерального секретаря компартии Италии Пальмиро Тольятти. Он выглядит на кадрах кинохроники просто жертвой режима. Хотя, как известно, он умер в Крыму. Фильм восторгал критиков, но провалился в прокате.

Следующий фильм — «Царь Эдип» — номинировался на «Золотого льва» в Венеции. Здесь стало понятно, что даже в выборе саундтрека Пазолини идёт впереди своих современников — он всё-таки, как писатель и мыслитель, был способен к реально концептуальному подходу в своём кино. В основном тут звучит румынский фольклор, потому что «эта музыка — сплав славянской, арабской, греческой