Читать книгу - "Падшие ангелы: демонология средневековой Руси - Дмитрий Игоревич Антонов"

упомянутыми в Библии: Вельзевул, Велиал/Велиар, Ваал, Бегемот и Левиафан. Все они пришли из иудейской и ассиро-вавилонской мифологии – боги, которых в разное время почитали на Ближнем Востоке, для иудеев были демонами. Кроме того, в русских сочинениях встречалось имя Зерефер. Оно отдаленно напоминало другое имя, Зуфелуз – искаженный славянский вариант имени Вельзевул. Русские азбуковники (словари иноземных и непонятных слов) считали имена одинаковыми и предлагали такое объяснение: «Зерефер толк и Зуфелуз сия» (Зерефер значит Зуфелуз)[36].

Имена дьявола легко подменяли друг друга. Граница между Люцифером и его подданными теряла определенность. К примеру, в переводном Житии Ипатия Гангрского появился дьявол, который представился сатаной и хвалился, что именно он изгнал Адама из рая и искусил Христа в пустыне. Кажется, что такие имена и биография указывают на самого праотца зла. Но вскоре этот дух уже назван бесом, а Ипатий отправляет его в преисподнюю[37]. В Житии Никиты Бесогона к святому в темницу пришел дьявол, который позже назвался бесом. Никита бросил его на землю, начал бить и заставил признаться, что его зовут Вельзевул и он послан обольстить мученика своим отцом – сатаной. А в Житии Иулиании Никомидийской к святой под видом ангела явился бес, который называл себя Зафелузом, а потом сообщил, что называют его Зефувер, «бес лукав», и послал его отец сатана, который зовется Зуфелуз. При этом он, как и его «коллега» из Жития Ипатия Гангрского, перечислил свои исторические подвиги: от убийства Авеля и искушения Иуды до наущения императора Нерона, который предал мученической смерти апостолов[38]. Что это – явление самого дьявола, хвастовство мелкого беса или идея о том, что деяния сатаны автоматически распространяются на всех его подручных? Авторы явно не задавались такими вопросами. Они рассказывали о святых и не размышляли о взаимоотношениях демонических персонажей.

Ветхий Завет сохранил имена древних ближневосточных богов, превратив их в имена демонов. Спустя много веков то же начало происходить с «чужими богами», которых знали христиане. Средневековые авторы считали любые нехристианские культы «языческим бесопоклонством». В чужих религиозных изображениях и изваяниях обитают бесы. Именно они заставляют скульптуры двигаться и говорить (ведь язычники рассказывают, что их идолы оживают). Демоны выдают себя за богов и радуются, что народы поклоняются им[39]. Неудивительно, что в византийской, а потом в русской книжности упоминали Осириса, Зевса, Аполлона, Афродиту, Артемиду, Посейдона и других «бесов».

Мелким божествам из чужих пантеонов отводили роль мелких демонов. Богослов IV–V вв. Иоанн Кассиан писал, что фавнами люди называют насмешливых бесов, которые довольствуются озорством. А других вредных духов люди называют кентаврами[40].

Про кентавров рассказывало, к примеру, Житие Павла Фивейского. Великий аскет и отец монашества Антоний Великий, говорится здесь, однажды шел по пустыне и встретил «стада» кентавров и фавнов. Они пожаловались, что после рождения Христа им «не осталось места» на земле, и попросили отшельника молиться о них Господу. Но Антоний рассудил, что это не простые, а бесовские стада, и порадовался о «погибели сатанине»[41].

Что касается славян, то они – как вспоминали книжники – раньше поклонялись Роду и рожаницам, Перуну, Мокоши и прочим «демонам», которые выдавали себя за богов. В XI в., вскоре после крещения Руси, ростовский монах Авраамий, по легенде, боролся с духом, который обитал в идоле Велеса. Бес оказался настолько сильным, что не подпускал святого, и Авраамий сумел его победить только с помощью посоха, который ему вручил апостол Иоанн Богослов[42] (к этой замечательной истории мы еще вернемся).

Любое колдовство, общение с покойниками и духами (включая духов-«соседей» – домовых, леших и так далее) ученые епископы и книжники называли служением дьяволу. За это простых людей осуждали во все века. На исповеди священники должны были спрашивать у прихожан: «Или чародейство деяла, или бесам молилася, и з бабами, еже есть рожница, и вилом и прочим таковым?», «Или чашу пила з бабами бесом, или трапезу ставила Роду и роженицам?», «Не носил ли еси жертвы бесом в лес и в реку?». «Бесомольцев» предписывали отлучать на три года как душегубцев и поджигателей[43]. Все это мало влияло на практики знахарства, общения с духами и умершими родственниками – в славянских культурах они дожили до сегодняшнего дня. Но риторика осуждения и церковно-учительные тексты пронесли сквозь века имена разных славянских божеств.

Демонов называли не только собственными именами, но и иносказательно. Дьявол – «князь века сего», «темный миродержец», «отец лжи», «лукавый», «нечистый», «погубляющий», «неприязненный», «враг», «противник», «искуситель», «древний змей», «змей лукавый» и так далее[44]. Многие из этих определений заимствованы из Библии. Оттуда же пришел еще один частый эпитет сатаны – «лев рыкающий» из первого послания апостола Петра (1 Петр 5:8). Впрочем, так же могли назвать и праведника, подчеркивая его отвагу. В средневековой культуре лев (как и некоторые другие создания) оказался амбивалентным персонажем. Это, безусловно, некто грозный и сильный – но добрый или злой, понятно только из контекста. Как писал богослов II–III вв. Ипполит Римский, «лев Христос, лев же и Антихрист»[45].

Многие имена указывали на черный/темный облик бесов: «темнозрачные», «черные», «синьцы». В Житии Афанасия Афонского в качестве эвфемизма (иносказательного имени) использовали и русское, и греческое слово «черный» (μέλας). Автор обыграл название места: Бог уготовал праведнику жизнь на краю Афона, в местечке, называемом Мелана, где его начал искушать «меланыи… иже на росиискому языку черъныи нарицается…»[46].

По той же логике бесов именовали «агарянами», «муринами» и «эфиопами», уподобляя темнокожим жителям южных стран. Эпитеты «муринский» и «эфиопский» использовали в значении «бесовский». Однажды Иван Грозный едко ответил Андрею Курбскому, который написал царю, что тот больше не увидит его лица: «Кто бо убо и желает таковаго эфиопскаго лица видети?»[47]. Это неудивительно – демоны, похожие на чернокожих эфиопов, упоминались уже в аскетической литературе IV–V вв.[48] А в некоторых историях нечистый дух являлся людям «темным как индианин»[49].

«Душа чистая» в облике крылатой девушки, стоящей на облаке. В ее короне – солнце, а под ногами – луна. Она попирает грехи и страсти. Справа под ногами Души – дракон (змей), а слева – лев, «лютый враг», связанный ее «чистотой». Оба зверя символизируют дьявола (лев, кроме того, – ярость и злобу). Вокруг вьются хохлатые и крылатые бесы. Из сосуда дева льет слезы, которые тушат пламя геенны. Эти аллегорические изображения встречались в разных вариациях с XVII в. (в 1627 г. гравюру с таким сюжетом издали в Киево-Печерском монастыре). Крылатая девушка или монах, распятый на кресте, побеждали страсти постом, смирением и другими добродетелями.

Душа чистая,