Читать книгу - "Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства - Кароль Сигман"

Один из важнейших тезисов, который мы постараемся развить в этой работе, состоит в том, что если считать электоральный процесс единственным фактором, объясняющим формирование политического пространства, то другие сцены, на которых происходит соревнование, окажутся в забвении. То есть нормативная модель демократизации, предложенная транзитологами, не дает понять, что в 1989—1990 годах партийные структуры становятся столь же важной ареной соревнования, что и избирательное пространство.

Одним из существенных недостатков всего огромного корпуса литературы по переходному периоду в целом и по неформальным политическим клубам в частности является его относительное невнимание к разнообразным социальным характеристикам акторов. Лишь немногие исследования рассматривают политическую биографию этих людей, их семейную историю, социальное происхождение и профессиональную карьеру. Большинство лидеров московских политических клубов происходят из привилегированных слоев, у их семей наблюдается вертикальная мобильность при советском режиме, но при этом многие из них познали тяготы репрессий в сталинские времена. Какое влияние оказало семейное прошлое на политическую социализацию акторов? Как мы увидим далее, из биографического измерения можно извлечь полезную информацию для исследования. И не следует забывать, что эти люди, как все вместе, так и каждый в отдельности, обладают историей, и их социализация начинается задолго до момента Перестройки и переходного периода. Это измерение очень важно для того, чтобы понять, какой тип демократии возник в то время.

Некоторые авторы, вследствие своего относительного безразличия к социальному бытию акторов, используют преувеличенно однородные категории, не лишенные двусмысленности («маргинальная интеллигенция», «низовые» акторы), для идентификации неформалов в социальном и политическом пространстве. Мысль о том, что для неформалов характерны те или иные формы социальной маргинальности, часто проскальзывает уже в первых исследованиях по этой теме[33] и, в неявном виде, в работах, сфокусированных на элитах. Но на основании каких признаков они считаются маргиналами? Потому, что они в самом низу социальной лестницы; потому, что они еще не вступили в трудовую жизнь (в силу своей молодости); потому, что они принадлежат к социальным группам с нисходящей траекторией (негативно окрашенное деклассирование) – или же потому, что они отказались прогибаться под систему и были вытеснены из официальной сферы (позитивно коннотированное деклассирование)? С одной стороны, все эти формы маргинальности имеют совершенно разное значение как для всего общества в целом, так и в рамках неформального движения. С другой стороны, едва ли маргинальность является общим признаком деятелей неформальных клубов (по крайней мере московских политических клубов): многие из них далеко не подростки, не маргиналы и не являются деклассированными элементами, и лишь у немногих из них пролетарское происхождение.

Мало кто из исследователей обратил внимание на важнейшее изменение в социальном составе неформального движения начиная со второй половины 1988 года[34]. А. Арато отмечает, что в ходе мобилизаций 1989—1990 годов в связи с выборами в движение приходят люди с иными характеристиками, нежели у его пионеров:

Люди, боявшиеся участвовать в независимых движениях, чья легальность всегда была под сомнением (особенно в Советском Союзе), и те, кто, вероятно, желал «загребать жар чужими руками», впервые смогли вовлечься в однозначно легальную и вместе с тем «нерискованную» предвыборную деятельность[35].

И наконец, избрав в качестве объекта исследования коллективного актора, который не принадлежит к когорте «принимающих решения», мы можем усомниться в адекватности подхода, сфокусированного исключительно на принятии решений и применяемого некоторыми авторами в отношении действующих лиц переходного периода. Транзитология в центр процесса ставит акторов и их выбор, хотя при этом и уточняется, что этот выбор не всегда рационален, учитывая высокую степень неопределенности, которая присуща таким историческим моментам. Предполагается, что на основе подобного стратегического выбора должны формироваться правила игры[36]. Поэтому акторы, которых принято считать значительными, вроде бы обладают властью определять процесс своими решениями.

Но что именно анализируют, говоря о решениях: процесс принятия решения, намерение, которое ему предшествовало, или его результаты? Стоит напомнить, что «великие исторические события (то есть, по мнению транзитологов, точки бифуркации в траекториях перехода) есть результат множества решений акторов, которые тоже, в свою очередь, множественны», и что к тому же эти решения могут привести к непреднамеренным результатам[37]. Если судить по тому, как часто в литературе указывают на «ошибки» Горбачева, складывается впечатление, что анализируются скорее результаты решений, нежели процесс их принятия. И многие склонны забывать об ограничениях, которые накладываются институциональными структурами и правилами игры: в соответствии с транзитологическим подходом в контексте неопределенности, свойственном периодам перехода, выбор решения в меньшей степени детерминирован ограничениями, с которыми считаются в «обычной» ситуации, а то даже и вовсе свободен от них[38]. Если же вместо актора, который всегда на виду в силу того, что принимает важнейшие решения, мы станем исследовать менее бросающегося в глаза коллективного актора, такого как неформальное движение, быстро проникающее в разные места политического соревнования, то это позволит нам понять, как именно вырисовывается и как меняется топология политического пространства. Благодаря своей тактической подвижности, это движение тоже участвовало в структурировании данного пространства.

Если сосредотачиваться исключительно на решениях, есть также риск упустить из поля зрения работу по категоризации, осуществляемую акторами в отношении самого понятия «решение». Акторы трактуют как результат принятых решений некоторые знаки, которые на самом деле не обязательно таковыми являются (неформалы, к примеру, убеждены, что их первая всесоюзная конференция в августе 1987 года была разрешена в высших эшелонах власти). Эти неявные знаки обладают таким же эффектом, как решения: от догадок акторы быстро переходят к убежденности, и пусть кому надо, тот и опровергает эту интерпретацию (что отнюдь не всегда возможно). В иных случаях акторы характеризуют отстаиваемые ими позиции по тому или иному вопросу как решения, тогда как на самом деле те являются лишь угрозами, и именно так, по всей видимости, другие акторы должны их понимать. «Демократическая платформа» – объединение неформальных партийных клубов (или партклубов), которое на самом деле является первой внутрипартийной фракцией, – выходит из КПСС в июле 1990 года. Шестью месяцами раньше ею было объявлено об этом намерении, однако ошибочно считать, что она окончательно приняла это решение уже тогда; в январе 1990 года речь шла лишь об угрозе с целью получить доступ к власти. Если не замечать разницу между угрозой и решением, мы не поймем стратегию, принятую «Демократической платформой» ради того, чтобы реформистское крыло партии уступило ее требованиям.

Непрерывные изменения политического пространства

Политическое пространство, появляющееся в 1987 году, состоит из