Читать книгу - "Альманах «СовременникЪ» №4(24) 2021 г. (посвященный 800-летию Александра Невского) - Альманах Российский колокол"

точкой есть точный заточенный выстрел

И, кто не попал, тот, в конечном итоге, солгал.

Слова на бумаге похожи на боеголовку

Из мысли, что разорвалась, и теперь ничего

Не надо ей, кроме как крепко схватиться за глотку

Своим послевкусием в виде второй лучевой.

И время не лечит, а только на хронику сводит

Все колкие фразы, что острый бросает язык.

Машинка печатная не как «калашников» вроде,

Но буквами точно стрекочет похлеще «Грозы».

Слова на бумаге, бесспорно, восстанут из пепла.

Горячие точки дополнят их грозный парад.

Слова разожгут нас, чтоб сердце по-новой запело,

А сами, как знаем из классики мы, не горят.

«Тучи укроют его одеялом…»

Тучи укроют его одеялом —

Солнце ложится спать за горизонт.

Вспыхнут в квартирах больших городов

Люди и лампочки ярким каскадом.

Если не видели вы океана,

Если вы не были на берегу,

Просто разок оглянитесь вокруг:

Море огней. Так ведь странно! Так странно…

Правда же? Там ведь за каждой «лампадкой»

Жизнь полыхает пожаром. Вдвоем

Кто-то живет душа в душу – то днем,

Ну а ночами рука на лопатках.

Кто-то сгорает от пламени музы,

Кто-то в спиртном на копейку взаем.

Где-то, поверьте, пылает огнем

Всеми забытый и брошенный «мусор».

Кто-то истлеет дровами для босса,

Кто-то сперва наломает сам дров.

Ну же. Узнали в одном из костров

Жар сентября, красно-желтую осень

И, очевидно, самих же себя вы?

Видите, как раскаляется мир

В паре простых коммунальных квартир?

Не для забавы и ради забавы.

Аминова Светлана и Бродинин Михаил

Чумазый и Чума

I

Чумазый мальчик в черной робе

На жатве с самого утра.

Ему пятнадцать с виду вроде.

И вот, при шепчущей погоде,

Идет доделывать, отродье,

Что не доделалось вчера.

Чуть марево встает над полем,

Как всё живое ищет тень.

Но парень этим делом болен:

Его коса к ногам прибоем

Кладет практически без боя,

Как антитезу нищете,

Червонно-желтую пшеницу.

(Дороже золота она!)

Кружат в надежде поживиться

Над головой мальчишки птицы,

Но, как ухаживанья принца,

Коса мальчишечья точна.

Он не уступит им ни крохи,

Ведь дома ждет его семья.

Звучит лишь свист косы и вздохи…

Пацан пожертвовать эпохой,

Похоронить прогресс и порох

Готов за закрома семян.

«Чудак» его в деревне кличут,

Чурается других ребят.

Однажды, может, станет притчей

В которой: «Парень. Мудрый прищур»

По деревня́м и пашням рыщет,

Чтоб прокормить семью, себя.

Чуме́ч[18] медвежий в звездном небе

Настало время зажигать.

Смешались вместе быль и небыль,

И кажется, что месяц мебель

Готовит на пожатом «хлебе» —

Застелит солнышку кровать.

Чумазый мальчик в черной робе

Бредет, замученный, домой.

Представит: под чечетку дроби,

На стол поставит то, что до́ был.

Семья кивнет безмолвно: «До́ бре.

Спасибо, что еще живой».

Чужой ему не нужно доли,

Пусть даже проще и сытней —

Нет ничего дороже воли.

И то ли бредит парень, то ли

Собой становится доволен,

На день становится взрослей.

II

Как руки, тянутся проулки

Сквозь город, что опустошен.

Там тенью хрупкие фигурки,

Измазав кровью закоулки,

Скользят. Там ветра песни гулки,

Мной род людской почти сражен.

Меня боятся, проклинают,

Причину ищут – гнев небес?

Зовут Чумой, лишают рая…

Что ж, участь мне, видать, такая —

Смерть панацеей изрыгая,

Вершить расправу и… Прогресс!

Европу некогда похитив,

Коварный Зевс не рассчитал,

За все придется заплатить ей:

За тесноту, в которой житель,

Построив прочную обитель,

Узрел мой «праведный» оскал.

За крыс, что расплодились рядом,

За магов, врущих каждый день,

И за разврат, что слыл усладой.

Людскому роду было надо

В грехах земных искать награду.

Пора платить. И мне не лень

Кварталы обходить неспешно,

Вдыхая гарь от перьев птиц.

Дотошна я, всегда прилежна,

Срываю страждущих одежды,

Путь открывая им безбрежный

Кострами к звездам из гробниц.

Я не прошу любви и ласки,

Мне понимание нужно́,

Ведь я возникла не из сказки,

В котле безумной свистопляски,

Когда на клочья мир растаскан,

Мне опускать его на дно!

III

Уж ночь спустилась на кварталы,

Безумных заперев в домах,

Чума брести одна устала,

Страда ее была немалой,

Хотелось ей достичь причала,

Забыть весь день, забыться в снах.

Глядит: горит одно окошко!

Ужели там найдет приют?

Ей надо только хлеба крошку

Да посидеть в тиши немножко,

Но план погреться безнадежен —

Ее нигде, нигде не ждут!

Вошла, скользнувши тенью зыбкой:

Стол небогат, и лиц испуг.

Мальчишка выдавил улыбку?

Чудак! Смертельная ошибка

Хлеб ей давать – кусочек хлипкий,

Что им дарует труд и плуг.

Да быть не может! Не боится?

Иль в полумраке не узнал?

Чума вгляделась, молча, в лица,

Здесь бедняки, зачем сторицей

Злом награждать. Пора смириться!

Она уйдет. Но править бал

Придется ей не раз. Что делать?

Хоть ноша смерти нелегка,

Под зорким оком все уделы,

Чумы набеги жадны, смелы,

Но одного бы не хотела —