Читать книгу - "Эпоха Регентства. Любовные интриги при британском дворе - Фелицити Дэй"

выражению одного из них, что, «когда интеллектуальная женщина смеет этим еще и хвалиться, она тем самым покоряет все [мужские] сердца». Возможно, она и вела себя неразумно, не почитая за труд скрывать близость с герцогом, гуляя с ним под руку по парку и составляя ему компанию на вечеринках, но для знавших Гарриет лично смешна была сама мысль о том, что за их отношениями может крыться супружеская неверность. Гарриет, будучи архитори, являла собой прообраз чопорной викторианской матроны еще до явления миру этого типажа. «Не понимаю, как вообще можно обвинить даму в столь нелепом бесстыдстве», – процедила она по случаю появившегося в The Times сообщения (ложного, само собой), будто она явилась на бал-маскарад в мужском наряде. Помимо этого, многим их знакомым было предельно ясно не только то, что Веллингтон «в равной мере привязан к мужу и жене» Арбатнотам, но и то, что Гарриет живет с Чарльзом «в нежнейшем союзе и сознательной невинности». Ни малейших сомнений в чистоте отношений Гарриет с герцогом не было, в частности, у леди Шелли, близко дружившей с обоими. «Он ею очень восхищался – из-за ее воистину мужского благоразумия, – сообщала она, невольно выдавая в себе продукт своего времени при всем своем богатстве и свободолюбии. – Но миссис Арбатнот была чужда женских страстей, ибо, превыше всего, была верной и преданной женой».

Слухи о том, что Гарриет Арбатнот была любовницей герцога Веллингтона, живы и поныне. Зарисовка их прогулки под руку была опубликована за считанные дни до ее смерти, 1834 год

Искушение сбиться с пути истинного у Фрэнсис Энн Вейн-Темпест после того, как она стала новой леди Стюарт, было куда серьезнее. Как и Гарриет, она, выйдя в 1819 году замуж за своего Чарльза, служившего послом в Вене, сразу оказалась на совершенно новом для себя поле, где призвана была к тому же играть строго определенную роль. При этом, в отличие от Гарриет, она была далеко не в восторге от новой жизни. Главной ее обязанностью было оказывать радушный прием знатным и высокопоставленным иностранцам, но в ипостаси посольской жены она еще и сама оказывалась публичной фигурой, ответственной за организацию работы посольства, поддержание полезных контактов, а главное – обязанной постоянно следить за тем, чтобы никому не выказывать предпочтения и никого не обходить вниманием, дабы не обидеть. Гаррио, к тому времени уже леди Гренвиль, заступила на ту же роль с назначением ее мужа послом в Гааге в 1824 году и вскоре написала оттуда сестре не без сарказма: «Не даю тут себе воли прислушиваться к своим нравится или не нравится, но, подобно солнцу, кстати, довольно тусклому тут, оделяю своим сиянием всех поровну». Интенсивность светского общения, подразумевавшаяся новой работой, тяготила ее более всего, – вплоть до того, что «все эти выходы» сделались для нее «излюбленным отвращением».

Фрэнсис Энн, однако, отправилась на континент с удовольствием, наконец-то избавившись от опеки гувернерши, получив свободу распоряжаться деньгами и мужа, который в ней настолько души не чаял, что взял ее фамилию и, похоже, вознамерился потакать всем ее прихотям. «Обожают друг друга», – обратили внимание в посольстве по прибытии молодоженов в Вену. Вот только само их новое местонахождение девятнадцатилетней новобрачной скоро совсем разонравилось. Друзей среди ровесников ей в городе не нашлось; дипломатические обеды наскучили «до смерти» вкупе с ролью «хозяйки»; а после трех блистательно обставленных приемов для европейских венценосных особ с их удушливым придворным этикетом от ее первоначального восторженного предвкушения сладкой жизни в Европе не осталось и следа. Не говоря уже о том, что знакомые ее мужа с их «неудобными рассказами о былых временах и других привязанностях», во-первых, утомляли, а во-вторых, подтачивали ее уверенность в себе. Изнывая от «недовольства и праздности» на посту посольской жены, Фрэнсис Энн нашла себе эмоциональную отдушину в кратком бурном романе с харизматичным российским императором Александром, который, по ее словам, сочетал в себе «все, что только нужно для того, чтобы услаждать взор, очаровывать слух, льстить тщеславию и покорять сердце».

Портрет Фрэнсис Энн Вейн-Темпест работы все того же Томаса Лоуренса, 1828 год; к тому времени все благополучно разрешилось, она сделалась маркизой Лондондерри и изображена на крыльце своего загородного имения с сыном и наследником Джорджем

Но если оставить в стороне шаткость, явленную ею на первых порах, пара у них сложилась крепкая. И он, и она обрели друг в друге родственную душу: оба обладали развитым чувством собственной значимости; оба упивались ростом их совокупного дохода и владений, достигших свыше 80 000 фунтов в год и около 50 000 акров после того, как Чарльз в 1822 году унаследовал титул маркиза Лондондерри вместе с имуществом покончившего с собой старшего брата. Разделяли они и склонность к экстравагантности и показухе. «Побывав в том доме, недолго и всякий вкус к роскоши потерять, настолько там все вульгарно выставлено напоказ», – заявила княгиня Ливен после посещения дома, снятого ими в Лондоне, а венская знакомая язвила, что «когда они устраивают развлечение» для гостей, то «это нарочитый показ… ими своего превосходства по части их богатства и великолепия. Она… принимает вас с леденящей помпезностью. А он при ней играет смиренного раба».

Так что в действительности, вопреки всем опасениям миссис Тейлор по поводу раннего брака племянницы, Чарльз на поверку оказался куда более заботливым и внимательным мужем, чем можно было бы ожидать, будь он просто охотником за приданым юной жены. В частных письмах брату в первые годы после женитьбы на «Фанни» (так он ее всю жизнь называл) он называл ее исключительно «моя несравненная маленькая спутница, ведущая себя как ангел». И двадцать лет спустя он продолжит отдавать ей должное в исключительно восторженных тонах: «Я должен ей больше, чем когда-либо сумею отплатить, хотя и не больше моих чувств к ней – …наперснице по радостям и горестям и просто суженой моей».

Управление семейными шахтами Вейн-Темпестов, с которых Чарльзу была, согласно брачному соглашению, пожизненно выделена доля в доходах, Фрэнсис Энн, по сути, также передала в руки мужа. Уступка мужу оперативного управления унаследованной угольной империей, возможно, была также вполне ожидаемым шагом с ее стороны, но никак не неизбежным. Та же леди Сара Джерси в 1806 году отказалась брать своего нового мужа в долю или доверять ему управление полученной в наследство от дедушки не менее внушительной финансовой компанией Child & Co. Даже вынашивая и рожая восемь своих детей, леди Джерси оставалась старшим партнером