Читать книгу - "Верхом на тигре. Дипломатический роман в диалогах и документах - Артем Юрьевич Рудницкий"

места работы находились в 7–10 км. Дорогу эту надо было проделать четыре раза в день, причем почему-то бегом. Слабых, которые не могли поспеть, били, а часто и стреляли. Сама работа сопровождалась битьем и издевательствами. Во время сильного дождя групповые надсмотрщики привели людей в лагерь на полчаса раньше, комендант приказал гнать их обратно 7 км, хотя было ясно, что при таком дожде невозможно работать в глине.

Паек состоял из 250 гр. хлеба на целый день, постный суп на обед. За супом надо было бегать с работы к баракам 7–10 км. Рано утром и вечером выдавали черный кофе. Раздача была так устроена, что очень многие не успевали получать и этот скудный паек. Первые три дня люди вообще ничего не получали. Пойти за водой или выйти по своим естественным потребностям было риском для жизни, особенно вечером. Кто подходил на пять шагов к проволоке, которой был огражден лагерь, в такого стреляли. Таких случаев было много. Из-за голода и отсутствия жиров, грязи и постоянной беготни люди покрывались вшами, нарывами и пухли, но боялись заявляться больными. С такими расправлялись просто – их приканчивали. Больше половины вернулись из лагерей смертельно больными, кроме тех, которые оставили свою жизнь в полях и лесах над границей.

Больных невозможно было поместить в единственной больнице в Люблине (еврейской) и они медленно заканчивают свою жизнь в грязных дырах своих близких. Доставать продукты и покрывать издержки, связанные с работой в лагерях, должна была еврейская гмина (община). В лагере в Люблине, который тоже проводится за счет еврейской общины, работало больше 3000 чел. Рабочие за свою работу, разумеется, никакой зарплаты не получали, кроме ремесленников, которым лагерь выплачивал из кассы еврейской общины две марки в день (пайка не получали). Материалы для производства работ должна была доставлять та же еврейская община. Изделия же шли бесплатно для немцев.

Когда уже в день не было кого ловить на работу, началось хватание ночью. Вот пример, где я сам участвовал. В 2 часа ночи – стук прикладом в дверь. Вооруженные винтовками в Хелме врываются в квартиру. Ищут везде – в шкафах, под кроватью, на чердаке и в погребах. Нужно моментально одеться и выбежать на улицу, иначе бьют прикладом. Грузят всех на грузовики, а кто не успевает или не может влезать получает побои, так как забирают стариков и почти детей от 14 лет, то больше всего достается старикам. Помочь нельзя, за этим следят и тогда горе одному и другому.

Привозят в лагерь и при рефлекторах соскакивают с грузовиков, и тут каждый получает удары с двух сторон. Я сам видел, как один СС сломал винтовку на одном старике. Оставили его лежать без чувств и не позволили положить его где-нибудь на сторону. Всей этой массе (3000 чел.) было приказано сесть на землю, в Калужи[59], в болото без движения. Так надо было просидеть 6 часов, пока не пришло высшее начальство. Нельзя было встать, а также менять положение – били палкой по голове. Я хотел переменить ногу и получил такой удар по голове, что помнил пару недель. Оказалось, что многие заняты на работах в других местах, старики едва могли двигаться и из этих 3000 чел. осталось на работе 200 чел. Меня выпустили как иностранца. На улице евреи должны были кланяться каждому немцу в форме, а если не заметили, то были битыми. Каждый еврей должен носить на правой руке ленту белую с синим знаком.

Ясно, что все действия по отношению к евреям имеют явную цель – уничтожение их и это проводится консеквентно, по-немецки, и с успехом. Голод, холод, болезни и отчаяние. Один день мрачнее и страшнее другого. Дети дичают. Масса бездомных, которые потеряли своих родителей. Нет школ, нет призрения. Описать всю эту мрачную действительность невозможно. Это верная и медленная смерть зачумленных. И так везде в генерал-губернаторстве.

В малых местечках, где огорожено гетто – еще хуже. Ничего удивительного, что среди еврейского населения рождаются слухи, что вот-вот придут Советы. Сроки откладываются с 1-го на 15-е, а с 15-го на 1-е, и люди верят, а что им остается, ведь это единственная надежда и единственное спасение. Уже в лагере на границе многие, рискуя жизнью, перебегали. Многие были застрелены немцами, а многих вернули, последних тоже не ожидала лучшая участь. Мало осталось на другой стороне.

В Люблине в самом городе стоят только 2 дивизии пехоты, 2 дивизиона моторизованной артиллерии и один летный полк. На границе, в районе Бяла Подляска – Луков, в 20–30 км от границы разгруппированы, главным образом в лесах, около 20 дивизий. Самый большой пункт – это в районе Бяла Подляски и Янова Подляски. Находится это напротив Брест-Литовска. В Яновских лесах построены бараки и установлена тяжелая артиллерия. В Белой[60] и между Белой и Тирасполем, а также около Люблина стоят по одному полку летчиков. Приведены в порядок летные поля и ангары.

Большое количество военных моторовозов преимущественно со знаками . Последнее время можно заметить очень частую порчу автовозов. Дисциплина в войсках очень строгая, главным образом, заботятся о том, чтобы солдаты не пришли в какую малейшую связь с цивильным[61] населением. Следит за этим жандармерия, которую можно наблюдать в большом количестве везде. Все-таки, несмотря на это, в солдатской массе начинает проявляться определенное охлаждение к войне, большую роль играет в этом неспокойствие о их семьях, сомнение в победе, а отчасти определенная ненависть к режиму. Особенной ненавистью пользуются СС, которых полно везде. Массы не верят в хорошее отношение между Советским Союзом и Германией. Держится мнение такое, что Советы ждут истощения обоих противников, чтобы помочь потом пролетариату.

Из Кракова евреи были схвачены на улице и сейчас же нагружены на поезда и отправлены в Люблинский дистрикт{521}.

Теперь ознакомимся с фрагментом из отчета генерального консула в Данциге Михаила Коптелова от 15 марта 1940 года:

В занятых бывших польских областях управление строится по немецкому образцу и исключительно из немцев. Все еврейское и польское население из области изгоняется. На их место поселяют немцев из Прибалтики. Немцы упорно осуществляют задачу – онемечить Данцигскую область. При выселении из Данцигской области не немецкого населения применяются самые разнузданные и грабительские методы. Полиция приходит в дом, дает 10 минут на сбор и гонит поляков на вокзал. На вокзале их сажают в товарные вагоны и отправляют в польский гувернеман[62] (в район Варшавы). Дело доходит до того, что глава семьи, находившийся днем на работе, приходя домой, не находит свою семью, т. к. она уже выселена. Вещей забирать не дают. Ни с чем не считаются.

Расправа с польским и еврейским населением идет самая беспощадная. Взята какая-то линия на физическое уничтожение польско-еврейского населения. Рассказывают, что в гестаповских кругах рассчитывают, что в