Читать книгу - "Ораторское искусство в древнем Риме - Инна Петровна Стрельникова"

Квинтилиан готов согласиться, впрочем, что в декламациях есть показной элемент, и потому «в тех речах, которые, хоть и связаны, конечно, с действительностью, но приноровлены прежде всего для услаждения публики (таковы панегирики и все торжественное красноречие), допускается применять больше украшений, и не только обнаруживать, но даже выставлять напоказ перед собравшимися все то искусство, которое в речах судебных обычно следует скрывать.

Итак, декламация, поскольку она есть образ судов и советов, должна быть правдоподобна; а поскольку она содержит в себе и нечто эпидейктическое, может не чуждаться и некоторого блеска» (Quare declamatio, quoniam est iudiciorum consiliorumque imago, similis esse debet veritati; quoniam autem aliquid in se habet em-Setxxtxo’v, nonnihil sibi hitoris assumere — там же, 10–12).

Таким образом, и здесь Квинтилиан следует эклектическому принципу «золотой середины», как бы устанавливая норму, регулирующую декламацию[115]. Как видим, утверждение «золотой середины», протест против различных эксцессов характерны для всех аспектов теории Квинтилиана, будь то декламация, метод подражания или стиль. Media via — ведущий его принцип. Во взглядах на декламацию Квинтилиан достаточно оригинален. Некоторая двойственность в оценке ее объясняется, по-видимому, тем, что он в какой-то мере находился под воздействием традиции риторических школ и не мог стать выше своего века, совсем отмежеваться от преобладающей моды: его советы нередко связаны с декламацией больше, чем с речами действительной жизни, хоть он и был адвокатом-практиком. Например, в трактовке совещательного красноречия он берет исторические примеры и легенды из свазорий (III, 8, 30, 46–47; VII, I, 24 и др.), даже в трактовке судебного красноречия его рекомендации связаны со школьной декламацией, которую он использовал в своей практике (X, 10, 1–3; X, 5, 14)[116]. По-видимому, декламация оказывала немалое влияние на судебную практику, и у зрелого судебного оратора школьные привычки сохранялись. Недаром Квинтилиан признает, что манера оратора вести дело зависит от его манеры декламировать (IX, 2, 81).

О занятиях, на которых делает ударение Цицерон, Квинтилиан говорит довольно сухо и бегло, без особенного энтузиазма. И хотя он разделяет мнение Цицерона о необходимости знаний диалектики, права, истории, но отводит этим наукам всего три главы в последней книге своего трактата (XII, 2–4). Только в этой книге идет речь о высшем образовании оратора, о том периоде, когда предполагается его знакомство с философией, правом, историей.

Гражданское право Квинтилиан, разумеется, признает важнейшей частью образования оратора; историю же рассматривает скорее как ветвь литературы, как богатый источник примеров для иллюстрации ораторского искусства (XII, 2, 29); историки важны для него и тем, что в их сочинениях содержатся речи, хотя он предупреждает, что стиль их не всегда годится ораторам (X, 1, 31). Ценит он их преимущественно как стилистов. Например, Саллюстия хвалит за краткость и эмоциональность, изящество речи, за мастерство в употреблении фигур, но осуждает за то, что в поисках внешнего эффекта он часто избегает общеупотребительных выражений; или восхищается Ливием за важность и строгость тона в повествовании о предметах возвышенных, простоту в изображении событий обыкновенных, живость и ясность в описаниях, за полноту речи, однако с порицанием относится к его излишней многословности и т. п.

Занятиям грамматикой Квинтилиан, в отличие от Цицерона, отводит значительно больше места, советуя оратору изучать все части грамматики — фонетику и морфологию, орфографию и синтаксис. Геометрию и музыку он рассматривает как вспомогательные элементы культуры, рекомендуя изучать их на ранней ступени обучения. Если Цицерон считал, что оратор должен быть знаком с ними, не пытаясь определить, какую практическую пользу он может извлечь из геометрии и музыки для техники ораторской речи, то Квинтилиан стремится показать их практическую ценность в совершенствовании оратора (I, 10, 1). Телодвижение, жест, модуляция голоса, расположение слов, ритм — все это связано с музыкой, также как и декламирование; геометрия тоже тесно связана с риторикой: и тут, и там используется логическая дедукция, метод силлогизмов (I, 10, 49).

Словом, оратору необходимо пополнять свою культуру и образованность в пределах профессиональной практики. Квинтилиан довольствуется тем, чтобы оратор имел представление о предмете, о котором предстоит ему вести речь; ему не все случаи могут быть известны, однако он должен быть в состоянии говорить обо всех (II, 21, 14). Цицерон, напротив, требует для развертывания речи всестороннего исчерпывающего знания предмета, обосновывая свою программу высшего образования на принципе: оратор должен владеть изобилием материала и словаря («Об ораторе», I, 6, 20; III, 31, 125).

Тезис Квинтилиана более умерен: оратор должен владеть определенным запасом знаний и слов, которые может использовать в случае необходимости, — т. е. изобилием материала и слов (copia rerum ас verborum — X, 1, 5). Он должен знать все и уметь говорить обо всем, ибо нет ничего, что не относилось бы к одному из трех родов красноречия (II, 21, 23), но Квинтилиан подчеркивает, что этого можно достичь только чтением греческой и римской литературы (X, 1,6–8): «от достойнейших авторов заимствуется обилие слов, разнообразие фигур и способы расположения слов» (X, 2, 1). Так что его программа высшего образования является не чем иным, как продолжением курса, уже пройденного в школах грамматика и ритора. Он рекомендует и после окончания школьного курса вновь перечитывать классиков, отмечать их индивидуальные особенности, подражать их стилю, словом «учиться следует всегда и везде» (studendum vero semper et ubique — X, 7, 27). Его — наставления предназначены учащимся, а ораторам рекомендуется краткий курс философских знаний и дается напутствие на дальнейшую жизнь. И все это, преимущественно, с целью культивирования стиля, так как дальше речь идет об орудиях оратора: уме, сильном голосе, здоровье, приятной осанке и т. п. (XII, 5, 1).

Советуя учиться этике у философов прошлого, поскольку риторы уступили философам лучшую часть своей профессии (I, вв. 13), Квинтилиан в то же время с неприязнью высказывается о философах-современниках, упрекая их в недостатке критического ума и слепом повиновении своим учителям, в бедности языка и неточности словаря, препятствующих выражению мысли, порицая за противоречие между их поведением и принципами, осуждая их угрюмый вид и странную одежду, их притворство и самомнение, их удаление от гражданских дел: «Кто из философов часто посещал суды или прославился в народных собраниях? Кто из них занимался государственными делами?» (XII, 2, 7; ср. I, вв. 15; VII, 3, 16; XI, 1, 35; XII, 2, 6–7, 26, 3, 12).

В критических отзывах о современных философах, скрывающих под (именем философа многие пороки (I, вв. 15), нашли, очевидно, отклик политические события (преследование и изгнание Домицианом римских философов из Рима в 89 и 94 гг.), и они могут быть истолкованы как