Читать книгу - "Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски"

Геринг ринулась к нему и обняла. «Герман, Герман, ну он же как ребеночек, – стала она упрашивать. – Тут слишком много народу!» Геринг успокоился и согласился, что да, львенок совсем еще детеныш.

Трумэн отвернулся, сделав вид, что ничего не разглядел, Анна интуитивно повела себя так же. «Ничего не вижу, ничего не комментирую», – записала она в своем дневнике. «Пока гости благопристойно восхищались красотой произведения искусств в библиотеке, Геринг умчался переодеваться. Вернулся он одетым в чесучевый костюм с алмазной булавкой для галстука, благоухая одеколоном», – писала Анна.

Хотя Кэй волновалась, что Геринг после этого инцидента может затаить злобу на Трумэна и остальных, находившихся в комнате, в действительности на этом званом обеде завязалось знакомство, позволившее военному атташе поддерживать контакт с главой люфтваффе до конца срока своей работы в Берлине. Когда львенок Геринга слишком вырос, чтобы держать его дома, и его отправили обратно в берлинский зоопарк, Трумэн привел туда дочку посмотреть на зверя, и та даже подержала львиную голову у себя на коленях. На фотографии, где запечатлена эта сцена, Кэтхен со слабой улыбкой смотрит в объектив; на ней перчатки, так что она не касается льва руками. «Мне было смертельно страшно, – вспоминает она. – А папе невероятно понравилась эта фотография».

Тот обед не был единственным случаем, когда Трумэн в присутствии Геринга не нашел, что сказать. По его воспоминанием, через год у них случилась встреча в авиаклубе, где Геринг распространялся о своей верности Гитлеру. С влажными глазами он возвещал: «Смит, во всей истории есть лишь три великих человека – Будда, Иисус Христос и Адольф Гитлер». Как обычно, в этой истории Трумэн пишет о себе в третьем лице: «Военный атташе после этой ремарки потерял дар речи»,

Но главной пользой от визита Линдберга стали ежедневные посещения немецких авиационных заводов и других учреждений. Например, в Ростоке Линдбергу и Кёнигу, помощнику атташе, дали взглянуть на новый бомбардировщик «Хейнкель Хе-111». Линдберг оценил его как сравнимый с британскими и американскими аналогами и превосходящий французские аналоги. Они также посмотрели, как сам Удет пилотирует Хе-112, прототип нового истребителя, – и видели, как самолет развалился во время пике, так что знаменитому летчику пришлось выпрыгнуть с парашютом, чтобы выжить. Тем не менее на американцев огромное впечатление произвело увиденное в тот раз, равно как и два других самолета «Хейнкель» (разведывательный самолет Хе-70 и пикирующий бомбардировщик Хе-118) и новый современный завод в Варнемюнде, производящий морскую авиацию. «Я никогда не видел сразу четыре так хорошо спроектированных самолета, разного типа, но одного производителя», – сказал Смиту Линдберг, вернувшись в тот вечер в Берлин. В своем письме банкиру Гарри Дэвидсону Линдберг указывал, что «у нас нет ничего, сопоставимого по размерам с заводами «Хейнкель» или «Юнкерс». В другом письме он утверждал, что его поразил «дух немцев, непохожий на то, что я видел в других странах», и что новые власти страны уже собрали «огромные силы». Капитан Кениг после первого визита Линдберга продолжал посещать аэродромы и заводы, и его отчеты о Военно-воздушных силах Германии становились все подробнее. Ориентируясь на его наблюдения, а также на результаты второго визита Линдберга в октябре 1937 г., Смит доложил в Вашингтон, что, если текущие тренды продолжатся, Германия «добьется технического паритета с США к 1941 или 1942 г.». Далее он предупреждал, что если США по любым причинам задержатся со своими программами развития, то «преимущества в воздухе Германия достигнет еще раньше».

Возможно, Геринг нарочно преувеличивал, хвастаясь Линдбергу о возможностях Германии, но его гость был склонен принимать все очень всерьез. На коктейльной вечеринке, устроенной женой посла Додда, репортер Белла Фромм подслушала, как Линдберг говорит Удету: «Немецкая авиация на голову выше авиации любой другой страны. Она непобедима». Немецкие чиновники хвастались, что Линдберг станет «лучшей рекламной кампанией, в которую мы только могли инвестировать».

Смит и Кениг по-прежнему считали, что визиты Линдберга позволяют им получать важнейшую информацию о военно-воздушных силах. Они регулярно пересылали эту информацию в Вашингтон. В конце Второй мировой войны, когда часть журналистов начала клеймить Смита за близкие связи с Линдбергом, советник Франклина Рузвельта Бернард Барух написал 13 июня 1945 г. тогдашнему начальнику генерального штаба: «Как же своевременно и точно он [Смит] предупреждал нас о приготовлениях Германии! И как мало мы обращали на это внимания!»

Отношения Смитов и Линдбергов стали противоречивы в первую очередь потому, что политические приключения авиатора легко отследить до его первого визита в Германию, из-за которого он ненадолго появился в VIP-ложе на открытии Олимпийских игр. Пригласив Линдберга и обеспечив ему везде красную ковровую дорожку, нацисты надеялись продемонстрировать силу Германии – и политическую и военную. Они продолжали делать это и в следующие его визиты, до самого начала войны в 1939 г.

Поначалу после своего первого визита в Германию в 1936 г. Чарльз и Анна были полны именно тех впечатлений, которые и нужны были приглашавшим их в гости. 5 августа в письме к матери в Копенгаген Анна писала: «Я пробыла в Берлине десять дней – очень хочется поговорить об этом! Ощущение, что находишься в центре вулкана Европы…» Она описывал свое потрясение от того, что она своими глазами видит страну, которую «дома рассматривали исключительно как диктатуру – принципиальное зло, нестабильное и бесполезное, неспособное ни на что хорошее. Плюс во всех газетах Гитлера изображали клоуном».

Реальная же картина, как её увидела Анна, выглядела так: «Нет причин сомневаться в мощи, единстве и целеустремленности Германии. Они невероятны. Я в жизни не ощущала так четко направленную силу. Когда видишь её проявленной в энергии, гордости и боевом духе – особенно у молодежи, – то это просто потрясающе». Но Анна признавала, что подобное единство несколько пугает: «Это оружие сделано одним человеком – и может быть применено только одним человеком». Гитлер, добавляла она, похож на вдохновенного религиозного лидера, он фанатик, стремящийся привести свою страну к великому будущему». Она указывает на множество вещей, которые ей в новой Германии не понравятся: «их обращение с евреями, их грубый напор, их глупость, хамство…». Но он пишет в заключение: «Это может стать силой добра в мире», если мир наконец признает новые власти Германии, развернув их в нужном направлении, а не игнорируя и не оскорбляя их.

Чарльз же писал Трумэну из Дании: «У меня по-прежнему много сомнений, но я не могу не восхищаться немецким народом». Что до Гитлера, Линдберг так писал в письме банкиру Гарри Дэвидсону: «Он, несомненно, хороший человек, и я верю, что он сделал многое для немецкого народа». Признавая, что Гитлер и немцы похожи на фанатиков, он