Читать книгу - "Второй президент Чехословакии Эдвард Бенеш: политик и человек. 1884–1948 - Валентина Владимировна Марьина"

начать войну. Правительство Годжи ушло в отставку. Новым главой кабинета стал генерал Я. Сыровы. Чтобы внести успокоение, Бенеш 22 сентября выступил с радиообращением к народу. Указав на связанность чехословацкого вопроса со всеми европейскими делами и процессами, он подчеркнул важность «при всех обстоятельствах сохранять спокойствие и рассудительность, и особенно единство народа», и заявил, что у него «имеется план на все случаи» и что он не допустит «ни в чем ошибки»: «Если необходимо будет бороться, мы будем бороться до последнего дыхания. Если же будет необходимо и можно вести переговоры, будем их вести»[450]. Поскольку впоследствии Бенеша очень критиковали за это выступление, он счел нужным в мемуарах разъяснить, что он имел тогда в виду, указав, что его разъяснение – не следствие более поздних событий, а вытекает из всех его действий, заявлений и поступков в период мюнхенского кризиса и сразу после него.

По словам Бенеша, его выступление «точно отражало все мое понимание тогдашней ситуации и моих дальнейших умыслов. Оно означало следующее: а) Я считаюсь со всеми возможностями, и мой план таков: войны с гитлеровской Германией не избежать; либо теперь, либо позднее дело до нее дойдет. Я хотел бы, чтобы она началась сейчас, но Париж и Лондон не оценивают правильно ситуацию и принудили нас к невиданным переговорам и концессиям, которые убийственны для нас и для них самих. Но если бы мы их отвергли, то нас сразу бы совершенно определенно покинули бы обе западные демократии, и Германия немедленно и полностью уничтожила бы нас. Простой отказ и изолированная немецкая война против нас были бы в сложившейся ситуации в эту минуту наибольшим злом для нас; б) поэтому мы пошли на переговоры, как на меньшее зло. Однако эти переговоры могут провалиться. В этом случае дело сразу же дойдет до войны, в которой на нашей стороне, учитывая сделанные нами концессии, будут в любом случае Франция, Советский Союз, а также Великобритания. Иным путем мы западные демократии на нашу сторону привести не могли…; в) Обязанностью нашего правительства является любой ценой сохранить государство, хотя бы и в урезанном виде, вплоть до того момента, когда произойдет очередной кризис [в отношениях] с Германией. Он определенно должен произойти, и результатом этого будет всеобщая война. А она нам вернет всё, что мы потеряли бы сейчас»[451].

23 сентября Бенеш направил инструкцию Осускому для информирования Даладье, в которой говорилось: «То, что нам было предложено Францией и Англией, мы посчитали ужасным, мы не могли поверить своим глазам, что Франция способна на нечто подобное… нажим был таким, что это имело характер ультиматума… Это навсегда останется позором Франции, а также Англии… Повторяю: то, что произошло, не имеет аналогов в истории»[452]. 23 сентября К. Крофта передал по телефону инструкции чехословацким послам в Париже и Лондоне: попытаться внести поправки в англо-французский план решения судето-немецкого вопроса и «показать на карте, насколько бессмысленными стали бы потом границы и как глубоко врезалась бы Германия в чехословацкую территорию. Государство оказалось бы стратегически несостоятельным… Подчеркните, что принцип о пятидесятипроцентных районах должен быть скорректирован так, чтобы новая граница отвечала потребностям, прежде всего коммуникационным, экономическим и географическим, и что международная комиссия получит право действовать в этом духе. Сделайте, что удастся, возможно, также путем обращения к отдельным политикам, парламентариям и даже оппозиционерам»[453].

Но было уже поздно. 23 сентября на встрече с Чемберленом в Годесберге Гитлер ультимативно выдвинул более жесткие, чем англофранцузские, условия решения судето-немецкого вопроса[454]. Слабые попытки Чемберлена возразить со ссылкой на то, что Прага не примет подобные требования, не увенчались успехом. Английский премьер согласился передать их Бенешу и чехословацкому правительству, что и было сделано в тот же день послом Великобритании в Праге Б. Ньютоном[455]. Осуществление этого плана, по Бенешу, означало с точки зрения коммуникаций полный паралич всей чехословацкой территории и нарушение шоссейных, железнодорожных и речных коммуникаций в такой мере, что вся территория республики распадалась на три части, почти вообще друг с другом не связанные. План означал ликвидацию Чехословакии как экономического целого, паралич всей оставшейся чехословацкой промышленности, изъятие большей части сырьевой базы, создание полной экономической зависимости новой Чехословакии от Германии и моментальное превращение государства, активно экспортирующего, в государство, полностью зависящее от импорта из Германии. С военной и стратегической точки зрения план означал уничтожение всей существующей обороны государства и невозможность создания какой-либо эффективной обороны в будущем[456].

Но и Лондон, и Париж, похоже, тоже были обескуражены новыми требованиями Гитлера. 24 сентября Э. Галифакс принял Я. Масарика и заявил ему, что ни он, ни премьер не могут советовать Чехословакии принять эти требования. Но он настаивал, как сообщал Масарик в МИД ЧСР, на необходимости подумать о том, не лучше ли уступить Гитлеру, чем быть разбитыми. Премьер, по заявлению Галифакса, уверен в том, что Гитлер, «получив судетские области, навсегда оставит Европу в покое». Масарик, по его словам, ужаснулся этой преступной «наивности» и выразил крайнее удивление по поводу того, что английский премьер стал «почтальоном» «убийцы и гангстера Гитлера». «Галифакс, глубоко взволнованный, повторил: к сожалению, это так». Далее он сообщил Масарику, что английский Генеральный штаб ожидает нападения на Чехословакию без объявления войны в ближайшее время, еще до первого октября. Масарик от своего имени заявил Галифаксу, что считает «ужасный документ Гитлера неприемлемым», и сказал: «скорее мы все умрем, чем переживем такое унижение»[457].

Б. Ньютон, вручивший К. Крофте меморандум Гитлера, переведенный на английский язык, подчеркнул, что имеет указание только передать документ, без каких-либо советов и давления. Вечером 23 сентября Ньютон сообщил о получении им телефонного звонка из Лондона о том, что английское и французское правительства не берут на себя ответственности советовать Чехословакии не проводить мобилизацию[458]. Эта информация, по словам Бенеша, принесла «мне в ту минуту огромное облегчение. Мы не хотели войны, но морально и технически были к ней готовы». Президенту казалось, что случившееся в Годесберге должно стать поворотным пунктом во всей ситуации, подтверждением того, что он постоянно твердил западным державам относительно дальнейших планов гитлеровской Германии. 23 сентября в 8 часов вечера на Граде состоялось новое заседание правительства, с участием представителей политических партий и армии. Было сообщено о мнении английского и французского руководства: предоставить чехословацкому правительству самому решать вопрос о мобилизации, но, «по возможности, тактично провести эти меры». Кроме того, стало известно, что Даладье заявил, что если Чехословакия подвергнется нападению, то «Франция вступит в войну для оказания ей помощи»[459]. Бенеш