Читать книгу - "Наши за границей - Николай Александрович Лейкин"

Он взял его за руку и потряс ее.

У прислуги и поваров заметно было движение.

«Je disais que c’est difficile»[429], – заговорил усатый повар и получил от другого повара какую-то серебряную монету. Очевидно, что они держали пари, будут ли съедены гусь и индейка, – и усатый повар выиграл пари.

Земляк поманил к себе прислуживавшую при столе женщину и отдал приказ, чтобы остатки жаркого были завернуты в бумагу, что и было исполнено. Подавая на стол пакет с остатками жаркого, женщина сказала по-французски:

– Вам вот втроем не удалось и половины съесть от двух птиц, а два месяца тому назад нас посетил один англичанин, который один съел большого гуся.

Земляк тотчас же перевел это своим собеседникам.

– Ничего не значит. И я бы съел целого гуся, ежели бы сейчас же после обеда соснуть часика два, а ведь нам нужно сегодня идти в театр, – сказал Николай Иванович, наливая себе и земляку красного вина в стаканы. – Ну-с, за упокой гуся. Славный был, покойник! Чокнемтесь, земляк.

– Извольте. Но надо также помянуть и индейку. За упокой индейки… Большого достоинства была покойница.

– Да, да… спасибо им обоим. По их милости я в первый раз за границей наелся досыта.

И Николай Иванович и земляк сделали по большому глотку вина из своих стаканов.

LIX

Уже стемнело, когда компания покончила со своим обильным, но не разнообразным обедом. Николай Иванович и земляк выпили много и порядочно разгорячились. Николай Иванович хотел пить еще, но земляк остановил его.

– Довольно, довольно. Пора и в цирк на представление индейцев, а то опоздаем, – сказал он. – Цирк этот отсюда неблизко. Он за городом. Положим, мы туда пойдем по железной дороге Ceinture, но когда еще до станции дойдешь. А выпить мы и в цирке можем.

Они захватили с собой остатки жаркого, вышли из съестной лавки и отправились на станцию железной дороги. Пришлось пройти нисколько улиц.

– Дикие эти индейцы-то, которые будут представлять? – поинтересовалась Глафира Семеновна.

– Дикие, дикие… – отвечал земляк. – Двести пятьдесят лошадей, двести всадников, буйволы, собаки, масса женщин и детей – и все это стреляет, сражается. Говорят, индеечки есть прехорошенькие, – прибавил он, толкнув в бок Николая Ивановича и подмигнув глазом, но тут же спохватился, что вместе с ними находится Глафира Семеновна, и умолк.

Николай Иванович, в свою очередь, подтолкнул земляка.

– Тсс… Самовар тут… – сказал он, припоминая его изречение, что в Тулу с своим самоваром не ездят.

– Какой самовар? – спросила Глафира Семеновна мужа, не понимая в чем дело.

– Так, никакой. Чего тебе? Мы промеж себя.

– Ты, кажется, уж с коньяку-то заговариваться начинаешь? Где ты самовар увидал?

– Ну вот… Пошла, поехала… Теперь тебя и не остановишь.

Глафира Семеновна сердито вздохнула:

– Ах, как я не люблю с тобой с пьяным возиться!

– Да где же я пьян-то, где? И что мы такое выпили? Самую малость выпили.

Произошла пауза.

– Пожалуйста, только ты, Николай Иваныч, с этими дикими не связывайся, – опять начала Глафира Семеновна. – А то ведь я тебя знаю: ежели у тебя в голове муха, то ты и с диким рад пить. И что это здесь в Париже за мода на диких? Город, кажется, образованный, а куда ни сунься – везде дикие.

– Выставка, сударыня, народы съехались со всего мира, – отвечал земляк. – Европейцы-то уж пригляделись, ну а дикие – новинка. Действительно, здесь в Париже на диких большая мода.

– Нет, нет. Тут конное представление, и ничего больше.

Разговаривая таким манером, они дошли до станции. Поезда Chemin de fer de Ceinture[430], проходящие каждые четверть часа, не заставили долго ждать отправления. Раздался звук рожка, возвещающего приближение поезда, послышался глухой стук колес, и поезд, шипя паровозом, подкатил к станции. Николай Иванович, Глафира Семеновна и земляк быстро вошли в маленький вагон и разместились на местах. Рожок – и поезд опять тронулся. Он шел тихо, каждые пять минут останавливаясь на маленьких станциях, впуская пассажиров. Маленькие вагоны и частые остановки на маленьких станциях развеселили почему-то рассердившуюся было Глафиру Семеновну. Она улыбнулась и проговорила:

– Совсем игрушечный поезд.

– Он вокруг всего Парижа идет, обхватывает его поясом, и потому эта железная дорога так и называется поясом, – сказал земляк. – Железнодорожный поезд не минует ни одной окраины города. Однако мы сейчас приедем на ту станцию, где нам сходить. Приготовьтесь.

– Что нам приготовляться! – воскликнул Николай Иванович. – Закуска с нами, а выпивку там найдем, – прибавил он, показывая пакет с остатками жаркого. – Ты, Глаша, уж сердись или не сердись, а я гуськом покормлю какую-нибудь дикую индейскую бабу. Мне хочется посмотреть, как дикие едят.

Глафира Семеновна махнула рукой и отвернулась.

Но вот поезд остановился на той станции, до которой ехала компания.

Компания вышла на платформу. Вся платформа была заклеена громадными афишами, возвещающими о большом военном представлении труппы краснокожих индейцев и белых американских поселенцев. На четырех углах афиши были изображены раскрашенные отрубленные головы, вздетые на пики. Мальчишки-блузники в высочайших картузах продавали программы представления, размахивая ими и выкрикивая по-французски: «Особенное представление! Торопитесь, торопитесь, господа, смотреть. Индейцы только семь дней пробудут в Париже! Блистательное представление!»

LX

Станция железной дороги находилась под горой. Поднявшись по каменным ступеням на горку, супруги, предводительствуемые земляком, свернули в какую-то улицу и наконец вошли в сад. У ворот с них взяли по франку за вход. Сад представлял из себя лужайки, очень мало засаженные деревьями и кустарниками. Между кустарниками и деревьями то там, то сям виднелись конические хижины индейцев. Из верхних концов конусов валил дым. Несколько полуголых ребятишек с бронзовыми лицами и длинными черными, как вороново крыло, прямыми, как палки, волосами играли около хижин. На лугу бродил тощий буйвол; около одной из хижин завывала привязанная на веревке тощая собака. Все это было видно при ярком освещении газом.

Издали доносились звуки оркестра.

– Надо спешить. В цирке уж началось, – сказал земляк.

Они прошли мимо сияющего огнями балагана с надписью «Restaurant».

– Вот и выпить есть где. Отлично… – заметил Николай Иванович. – Земляк, земляк! Нет ли здесь какого-нибудь дикого питья? Вот бы попробовать. Ведь индейцы-то не Магомету празднуют, стало быть, им хмельное разрешено.

– Это уж мы после, Николай Иваныч, после. Пойдемте скорей в цирк, на места. Видите, публики-то в саду совсем нет. Она вся на местах.

Показался высокий деревянный забор, за которым был цирк. У забора виднелись кассы, где продавались билеты на места. Пришлось