Читать книгу - "Основание современных государств - Ричард Франклин Бенсел"

понимании временные ограничения избирательного права не совсем противоречат теории Руссо. Хотя эти ограничения казались несовместимыми с концепцией добродетели как врожденного качества простого человека, которое неизменно проявляется в политических действиях, депутаты могли объяснить отсрочку в предоставлении избирательных прав затянувшейся социальной коррупцией старого режима. Революционная социализация и воспитание впоследствии очистят народ от этой порочности и позволят проявиться в политике его врожденным добродетелям. По крайней мере, некоторые приверженцы принципов Просвещения ожидали, что это очищение займет много времени. Сторонники Руссо предполагали, что этот период будет гораздо короче, а впоследствии и вовсе отсутствовать. Хотя Декларация прав человека и гражданина украсила преамбулу конституции 1791 г., созданная ею система управления была компромиссом, который не устраивал практически никого. С одной стороны, депутаты, выступавшие за республику, в которой не было бы места монарху, тем не менее, очень неохотно открыто выступали против созданной конституционной монархии. Их число неуклонно росло вместе с их недовольством. С другой стороны, конституционная монархия, возведенная Конституцией, наряду с ликвидацией дворянских привилегий и титулов, оттолкнула тех депутатов, которые предпочитали возврат к старому режиму. Прагматизм для них был так же неприемлем, как и для республиканцев. После многообещающего начала с Декларацией прав Национальное учредительное собрание в итоге создало государство, которое мало кто мог поддержать. Ни любимая, ни почитаемая, «Конституция 1791 г. так и осталась бумажкой, представляющей интерес скорее для ученых и экспертов, чем для народа». Когда 14 сентября Людовик XVI предстал перед собранием, чтобы дать свое согласие на принятие новой конституции, депутаты отказались встать, как того требовал королевский протокол. Когда король заметил, что все они остались сидеть, он прервал свою речь и неловко сел сам. Его явное смущение подтвердило, что социальная база монархии несовместима с руссоистской установкой на отмену корысти и ликвидацию социального неравенства.

Попытка создания французского революционного государства

При других обстоятельствах Декларация прав человека и гражданина могла бы придать французскому революционному государству трансцендентную социальную цель. И как бы ни относились к выборам депутатов в Генеральное собрание (ныне Национальное учредительное собрание) как к проявлению демократии, не было сомнений в том, что народ добровольно и с энтузиазмом согласился с этой декларацией. Однако этого было недостаточно, чтобы объединить эти элементы в новое государство по двум причинам. Во-первых, конституционная монархия, созданная в соответствии с конституцией 1791 г., противоречила принципам, провозглашенным в декларации, и тем самым фатально подрывала претензии правительства на власть. Не помогало и то, что сохранение королевской власти было прагматичной уступкой реалиям власти. Во-вторых, не было доминирующей революционной партии, которая могла бы убедительно внедрить принципы этой декларации в организацию и политику нового государства путем навязывания последовательной политической программы. Эти проблемы были явно взаимосвязаны. С одной стороны, сохранение монархии отчасти объяснялось отсутствием дисциплинированной революционной партии. С другой стороны, отсутствие дисциплинированной революционной партии отчасти объяснялось сохранением институциональной власти монархии.

Но сами по себе эти факторы не могут объяснить неспособность соединить трансцендентную социальную цель и согласие народа при создании нового государства. Фактически во Франции существовали две революционные фракции, которые совершенно по-разному представляли себе, что означали бы широкие декларации Декларации прав человека и гражданина, даже если бы монархия не занимала один из углов политической сцены. Эти фракции базировались главным образом в нескольких инкарнациях Национального собрания, хотя у них были и сторонники в провинциях (последние были особенно развиты у якобинцев). Несмотря на наличие этих сторонников, национальное законодательное собрание было местом, где эти фракции вели дебаты, соперничали и развивались. Иногда я обсуждаю жирондистов (также часто называемых бриссотинцами) и якобинцев как политические партии. Однако они не были формально организованы, а их видимые члены часто вели себя и голосовали как недисциплинированные фракции.

Отсутствие организованных, иерархических партий, очевидно, объясняется стремлением собрания представлять и выражать неограниченную общую волю. Фактически, Лефевр объясняет неспособность Национального собрания даже «договориться о единых правилах ведения своих дел» революционным индивидуализмом, который «с ужасом отвергал партийную дисциплину». Таким образом, решение рассматривать жирондистов и якобинцев так, как будто они обладали формальной организационной структурой, искажает реальность. Однако представители этих фракций часто шли на смерть, отстаивая принципы, в которые они, соответственно, верили.

В этом разделе я сначала опишу идеологические основы этих двух партий, а затем объясню их разное отношение к сохранению монархии. Падение монархии поставило точку в их разногласиях по поводу того, что должно было стать трансцендентной социальной целью революционного государства.

Осенью 1788 г. корона отменила запрет на деятельность политических клубов, которые быстро образовались в последующие месяцы. Самым значительным из них стало «Общество тридцати», членами которого были Лафайет, Мирабо, Шарль Морис де Талейран, Николя де Кондорсе и другие представители элитных парижских салонов. Хотя почти все члены Общества были дворянами, они были глубоко привержены политическим реформам и рассматривали созыв Генеральных штатов как средство преобразования французской монархии в более современный и эгалитарный способ управления. Во многом «Общество тридцати» было предшественником «Фельянов», которые сформировались в июле 1791 г. для защиты монархии от набирающих силу сторонников республики. Выборы депутатов в новое Законодательное собрание, организованное после принятия конституции в сентябре 1791 г., заменили многих дворянских реформаторов представителями среднего класса, в частности, юристами.

Многие из этих новых членов, тем не менее, разделяли политические убеждения и интеллектуальную ориентацию дворянских реформаторов, покинувших собрание. Среди них была видная когорта из Жиронды, отсюда и название их фракции. Приверженцы разума, логики и обещания жирондисты были основными носителями идей Просвещения в собрании. Они были убежденными демократами, но при этом считали, что многие граждане Франции еще не готовы воспользоваться правом голоса. По их мнению, неравенство в богатстве, талантах и образовании, существовавшее в то время во французском обществе, требовало политического руководства со стороны элиты — несомненно, элиты широкого профиля, но элиты, которая, по общему мнению, должна была создать подлинно демократическое общество. Их приверженность разуму и науке также предрасполагала к созданию конституционных форм, призванных примирить несовершенство текущего момента с великим видением будущего Франции. Они желали — и в определенной степени возлагали надежды — на сотрудничество с реформированной монархией, которая, как оказалось, уже приняла современные представления об экспертизе как руководящем принципе государственного управления. В этом вопросе они были близки к предшествующим им дворянским реформаторам. Однако их больше интересовала инструментальная польза монархии, основанной на сотрудничестве, чем святость этого института. По этим причинам жирондисты построили первую конституцию вокруг монархии, и, когда король отказался сотрудничать, он привел жирондистов к краху.

Жирондисты попытались разделить две траектории, которые двигались в диаметрально противоположных направлениях. С одной стороны, монархия все больше не желала играть роль, которая быстро