Читать книгу - "Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет - Владимир Михайлович Семёнов"

эта кличка не приживется. Пытались сначала переделать в Звездочку, но затем оставили на усмотрение нового хозяина. Во всяком случае, заверил я, имя Фарли щенку давать никто не будет.

В последующем у меня были редкие случаи видеть Людмилу Косыгину, и я поинтересовался у нее судьбой щенка. Она говорила, что держат его на даче отца в подмосковном Архангельском и назвали Дружок. О том, чтобы найти подругу для Дружка мыслей никаких не было. В конце 70-х годов во время случайной встречи на приеме на мой вопрос о Дружке она ответила, что охрана не уследила, Дружок выскочил на шоссе, и его сбила машина.

А моя переписка с Фарли оборвалась. Я был командирован в Лондон, где меня закружили другие дела. Знал лишь, что Фарли переехал в Саскачеван или Манитобу. Наша связь прервалась почти на 30 лет, но память о нашей дружбе я хранил все эти годы.

Но вот я стал искать через Интернет свежую информацию о Фарли Моуэте и быстро нашел ее. Узнал, что за эти годы писатель опубликовал много новых книг, описав и драму застрявшего в заливе Боргео кита, и драму истребляемых в Северной Атлантике морских животных, и свое «бодание» с Америкой (в 1985 году вышла его книга «Мое открытие Америки»).

В 1993 году в канадской биографической серии появилась книга Джона Оранджа «Фарли Моуэт: автор памфлетов». В 1998 году «Канадская и мировая энциклопедия», издаваемая компанией «Маклелланд энд Стюард», поместила большую статью о писателе — авторе 27 книг, неизменно вызывавших широкий интерес читающей публики. В статье, в частности, говорилось: «Его произведения вызывают у одних острую неприязнь, у других — самую высокую оценку... мало кто из читателей остается равнодушным... По многим свидетельствам, он является наиболее широко читаемым канадским автором... Его книги опубликованы более чем в 40 странах».

В канун нового столетия я выяснил через канадских друзей, что Фарли и Клэр вновь живут в Порт Хоуп, хотя и по другому адресу, и послал им письмо с поздравительной открыткой.

Два месяца спустя получил ответное письмо, в котором Фарли писал: «Дорогие Владимир и Клара, как я рад вновь услышать вас. Как-то вечером мы с Клэр выпили по капельке водки и вспоминали то доброе время, когда посещали вас в Москве, а еще более доброе — когда навещали вас в Оттаве. Не знаю, завидовать ли вашей жизни в Москве сейчас. Хотя нам трудно судить, как в действительности обстоят дела у вас, наше впечатление таково, что новый режим — далеко не свет и радость. Потому, что я слышу от людей из Сибири, картина поистине мрачная. Я не из тех, кто думает, что буйствующий капитализм служит ответом нуждам гуманизма. Мы будем всегда очень рады вестям от вас и с радостью будем отвечать. Клэр вместе со мною шлет вам обоим свои самые добрые пожелания».

Так что наша переписка, как и наша испытанная временем дружба, продолжается. А Фарли остается для меня ярким примером того, как в различных ситуациях не нужно быть слишком серьезным.

Ясность мыслей  - ясность слов

«Я бы не стал увязывать эти вопросы так перпендикулярно...

Все так прямолинейно и перпендикулярно, что мне неприятно...

Многое может сбыться. Сбудется, если не будем ничего предпринимать...

А мне и думать не надо! Я убежден, что специально чем хуже, тем лучше».

(Изречения В. С. Черномырдина)

«Самые глубокие мысли приходят тогда, когда окажешься на мели».

А. Мариненков

«Язык дан человеку для того, чтобы скрывать свои мысли».

Никколо Макиавелли

Не верю тому, кто говорит, что все понимает, но выразить не может. Утверждаю также, что иногда тот, кто очень живо толкует о какой-то «материи», весьма смутно представляет себе ее суть. Как учитель математики в анекдоте. Жалуется он коллеге: «Какой бестолковый класс попался! Объясняю теорему — не понимают, второй раз объясняю — опять не понимают, объясняю в третий раз, сам понял, а они все не понимают!»

Поделюсь еще одним откровением. Если я слушаю или читаю серьезный доклад на серьезную тему, моего пристального внимания хватает не более чем на 40— 45 минут (прослушивания или только чтения). Великий опыт поколений применен в школе, где уроки измерены таким отрезком времени.

Хуже бывает в институтах, университетах, академиях, где этот опыт нередко игнорируют. А уж заседания ученых советов по несколько часов кряду, без перерыва —это сплошной кошмар. Кто-то возомнил, что большой ум профессора и академика «много шире» и все аккуратно вместит.

Вспоминаю студенческие годы и любимых профессоров, лекторов. Особенно верно храню любовь к профессорам международного права Всеволоду Николаевичу Дурденевскому и Сергею Борисовичу Крылову, им я обязан всем, чего достиг по окончании института. Но при абсолютном пиетете, который испытываю по отношению к ним, не удержусь и процитирую студенческую эпиграмму на одно затянувшееся заседание руководимого уважаемыми профессорами совета кафедры: »... Совет так долго длился, что Крылов одурденел, а Дурденевский окрылился».

Сказано удивительно точно, поскольку Сергей Борисович, всегда энергичный и жизнерадостный, сникал на втором часе, и только Всеволод Николаевич с его неповторимой сосредоточенностью мог несколько часов подряд следить за ходом дискуссии и в конце, когда все были в изнеможении, ясно и убедительно подвести итог. Но он был редким Профессором и Человеком!

Позволю себе рассуждение общего характера об учителе и его роли в нашей жизни.

Трудно найти человека, который не имел хотя бы одного учителя в своей жизни. Во всяком случае мать и отец, кто бы они ни были, — наши первые учителя. Кто-то помнит всю жизнь только одного любимого школьного учителя, кто-то — нескольких людей, которые заложили добротную основу знаний, помогли сформировать характер, научили серьезному делу, а то и помогли выбраться из сложной ситуации. Как я себе представляю, Учитель (пишу с большой буквы) — это тот добрый человек, который дал мне путевку в жизнь, или же поправлял и направлял меня на моем жизненном пути, или просто служил образцом.

Именно последнее я имею в виду, когда думаю о Всеволоде Николаевиче Дурденевском. У него, учителя и наставника по призванию, было важное достоинство: он был одновременно и творческой, и деятельной личностью. Он непрестанно изучал и анализировал все новое, что касалось международного права, и тут же применял эти знания на практике, работая экспертом-консультантом в МИДе, участвуя в этом качестве в работе международных конференций.

Так получилось, что я оказался под его непосредственным влиянием в