Читать книгу - "Жизнеописания цезарей. С комментариями и разъяснениями - Плутарх"

что вернувшийся из Киликии и хлопотавший о примирении, сделал Помпея уступчивее. Помпей соглашался на все, но не желал дать Цезарю войска. Цицерон убеждал друзей Цезаря согласиться на принятие вышеупомянутых провинций и только шести тысяч человек для восстановления согласия. Помпей делал уступки, соглашался, но члены партии консула Лентула не хотели и слышать о чем-либо подобном. Они осыпали бранью Антония и Куриона, с позором выгнали их вон и дали Цезарю очень благовидный предлог для возбуждения его солдат. Он показывал им известных лиц и магистратов, бежавших на чужих лошадях, в платье рабов, – они тайно выехали из Рима из страха и должны были поэтому переодеться.

XXXII. С Цезарем было не более трехсот человек конницы и пяти тысяч пехоты. Другие войска, оставленные за Альпами, должны были привести отправленные им лица. Он понимал, что теперь, в начале своего предприятия, при первом наступательном движении ему не так нужна была многочисленная армия, как смелость и быстрота, которыми он должен был изумить противников. По его мнению, ему легче было поразить их, когда они не думали ни о чем подобном, нежели разбить их, сделав на них нападение тогда, когда они кончат свои приготовления. Он приказал начальникам и военным трибунам занять большой город в Галлии, Аримин, имея из оружия одни мечи и избегая по возможности кровопролития и шума. Команду над войсками Цезарь передал Гортензию. Сам он провел этот день на виду у всех и смотрел на бой гладиаторов. К вечеру он принял ванну, вошел затем в комнату и несколько времени провел с приглашенными на обед. Начинало уже смеркаться. Он встал, ласково простился со всеми и просил их подождать его, обещая скоро вернуться. Некоторым из его друзей сказано было заранее, чтобы они шли за ним не одной дорогой, но разными. После этого он сел в наемную телегу и поехал сперва не той дорогой, какой ему нужно было ехать, потом повернул к Аримину. Он был на берегах реки Рубикон, служащей границей между Цизальпинской Галлией и остальной Италией. Здесь он вспомнил, что все более и более приближается к опасности. Он испугался своего обширного и смелого плана, остановился и долго молча рассуждал сам с собой. Он останавливался то на одном решении, то на другом. Несколько раз он менял тогда свои мысли и долго говорил об этом в своем затруднительном положении со своими находившимися здесь друзьями, между прочим с Азинием Поллионом. Он представлял в своем уме, сколько несчастий повлечет за собой его переход к миру и что скажет о нем потомство. Наконец, с раздражением некоторого рода, как бы бросаясь безрассудно в неизвестное будущее, он произнесслова, которые употребляют обыкновенно те, кто решается на опасные и смелые предприятия: «Жребий брошен!» Он начал переправляться и остальное время шел уже быстро. Еще до наступления дня он ворвался в Аримин и занял его. Говорят, в ночь перед своей переправой он увидел ужасный сон: ему приснилось, будто он имел преступное сношение со своей матерью.

Гай Азиний Поллион (ок. 76 г. до н. э. – 5 г. н. э.) – римский государственный деятель и писатель, сторонник Цезаря во время Гражданской войны, основатель первой публичной библиотеки в Риме и литературного кружка. Его труды дошли во фрагментах.

«Жребий брошен!» – лат. Alea iacta est.

Аримин – римское название древнего города в Умбрии (современный Римини).

XXXIII. После занятия Аримина были как бы отворены везде – на море и на суше – широкие ворота войны. Вместе с границами провинций смешивались и законы государства. По Италии можно было видеть бегающими в ужасе не отдельных мужчин или женщин, как раньше, – целые города поднимали знамя восстания и, если можно так выразиться, бегали один перед другим. Рим, переполненный бегущими со всех сторон жителями окрестностей и переселявшимися в него, был, казалось, наводнен потоками и с трудом мог повиноваться тому, кто им управлял, или слушаться голоса рассудка. Среди страшной бури и смятения он едва не погубил сам себя. Всюду царила вражда партий и волнения, соединенные с насилиями. Не были спокойны даже те, кто радовался близкому перевороту. Они устраивали сходки во многих местах столицы с теми, кто боялся и падал духом, и, гордые своими надеждами в будущем, спорили между собой. Сам Помпей в своем изумлении был обеспокоен то одним, то другим. Одни требовали от него отчета, почему он позволил возвыситься Цезарю во вред себе и правительству, другие порицали его за то, что он не принял умеренных предложений Цезаря, уступавшего и протягивавшего руку примирения, но отдал его на жертву оскорблений партии Лентула. Фавоний советовал ему топнуть оземь ногой, так как он хвастался раньше в сенате, что им не надо хлопотать или заботиться о приготовлениях к войне: если, по его словам, Цезарь придет, стоит ему, Помпею, топнуть ногой о землю, он наполнит Италию войсками…

И тогда, однако, у Помпея было больше войск, чем у Цезаря, но ему никто не позволял следовать собственным решениям. Масса разного рода сообщений, лжи и грозных известий, что неприятель уже близко и успел овладеть всем, – все это заставило Помпея уступить и позволить увлечь себя общим потоком. Он издал эдикт, где говорил, что видит всюду один беспорядок, и покинул столицу, приказав сенату следовать за собой и запретив оставаться кому-либо из тех, кто предпочитал отечество и свободу тирании.

XXXIV. Консулы бежали, не принесши перед своим уходом даже установленных законом жертв. Бежало и большинство сенаторов. Они брали с собой не только все, что попадалось им под руку из их собственности, но, точно при грабеже, хватали и чужое. Были лица, горячие сторонники Цезаря раньше, но и они в то время вне себя от изумления и без всякой нужды были увлечены бурным потоком. Крайне печальную картину представлял город перед приближением опасной бури: он походил на корабль, брошенный отчаявшимися кормчими на произвол судьбы.

Как ни тяжело было покидать родину, тем не менее римляне из любви к Помпею считали отечеством место своего изгнания, оставляя Рим как лагерь Цезаря. Так, Лабиен, близкий друг Цезаря и его легат, верный его товарищ во всех его сражениях во время галльских войн, бежал тогда и присоединился к Помпею. Цезарь послал ему его деньги и обоз. Домиций, командовавший тридцатью когортами, занимал Корфиний. Цезарь во время марша расположился возле него лагерем. Домиций, отчаявшись в успехе своего дела, велел рабу-врачу дать ему яд. Ему дали, и он выпил столько, сколько было достаточно для отравления. Вскоре, однако, он узнал, что Цезарь весьма гуманно