Читать книгу - "Уинстон Черчилль. Последний титан - Дмитрий Львович Медведев"

идеи от меня, поскольку по странному стечению обстоятельств я придерживался аналогичного мнения в его возрасте». Теперь, перешагнув шестидесятилетний рубеж, ему ничего не оставалось, как изменить свою точку зрения. Черчилль убеждал себя, что вступил в едва ли не лучший период своей жизни, когда «сила ума и энергия тела сочетаются с накопленными знаниями и опытом»{229}. Наш герой не терял надежды вернуться в большую политику, направляя пока основные усилия на завершение своего исполинского труда. В октябре 1936 года на книжных прилавках появился третий том, повествующий о жизни полководца в период с 1705 по 1708 год, еще через два года (в сентябре 1938-го) – четвертый том, ознаменовавший собой окончание литературного проекта, объем которого составил почти 780 тыс. слов (не считая индексов) и работа над которым продлилась 9 лет.

Из всех многотомных произведений Черчилля «Мальборо», на мой взгляд, является самым выдающимся. Несмотря на то, что это произведение носит ярко выраженный апологический и хвалебный характер, оно не только поражает своей цельностью, но и представляет интерес множеством выстраданных рассуждений автора по широкому кругу животрепещущих вопросов из области политики, международных отношений, военного искусства, социальных процессов, включая особенности индивидуального развития и продвижения. Не имея возможности провести предметный и подробный разбор тетралогии, остановимся на нескольких принципиальных для творческой и политической биографии Черчилля моментах.

В предисловии к первому тому автор показывает несоответствие между выдающимися достижениями своего предка и памятью о нем у потомков, степень которой варьировалась от безразличия до осуждения. Для Черчилля, которому уже пошел седьмой десяток и который имел за спиной немало успехов, наличие подобного разрыва представлялось темой актуальной и носящей личный оттенок. Опасаясь, что такая же судьба может постигнуть и его, он пытался понять, что вызывает это несоответствие и каким образом его можно сократить. Черчилль показывает, как Мальборо сам допустил ошибку, веря, что «честный человек должен быть оправдан собственными действиями, а не пером писателя», а также настаивая, что «прошлое есть прошлое и его следует предать тишине». Полководец не оставил ни воспоминаний, ни мемуаров, ни дневников о своей насыщенной и противоречивой жизни, которая «известна только благодаря поступкам». Но Черчилль отлично понимал, что одних поступков недостаточно, нужно уметь правильно их преподнести, не забыв рассказать о своей роли в одержанных победах. В этом отношении он считал показательным поведение визави «герцога Джона» – короля Людовика XIV (1638–1715), любое достижение которого «увековечивалось во французской поэзии, шпалерах, картинах и гравюрах». Природа не терпит пустоты. Потребность людей в информации – тоже. «История не может развиваться в тишине», – констатировал Черчилль. «Если нет фактов, будут использоваться слухи», – добавлял он. Даже самый ненадежный источник лучше, чем ничего. Наш герой не допустит подобных ошибок, оставив о каждом мало-мальски важном эпизоде своей жизни подробные описания и объяснения. Причем главный автобиографический труд своей жизни ему еще только предстояло написать{230}.

Другой важный вывод, который сделал Черчилль: несмотря на всю власть в управлении многотысячной армией и объединении интересов двадцати стран, Мальборо был крайне ограничен в своих действиях и решениях. Одним из первых Черчилль обратил на это внимание Дж. Эдмондса, сказав ему в январе 1934 года: «Мальборо видел то же самое, что Наполеон, но он был лишь слугой в суровый век. Наполеон мог приказывать, Мальборо же не мог ничего больше, чем убеждать или упрашивать. Нелегко одерживать победы, обладая такими возможностями». На страницах своей тетралогии он уделит немало места этой особенности, указывая, что Мальборо не имел права беспрекословного подчинения. Он не мог потребовать: «Исполняйте, иначе я вас расстреляю!» или: «Молчите, иначе я освобожу вас от должности». Он имел дело с «двадцатью гордыми, завистливыми, компетентными и не очень коллегами», которых не мог «призвать к дисциплине» и которых был бессилен наказать. «Невозможно оценить внутреннее напряжение полководца, ведущего войну с равным противником при столь паралитическом контроле», – писал Черчилль. По его словам, «пугающий враг был наименьшей проблемой» британского военачальника. «Друзья, союзники, подчиненные – вот кто потреблял все его силы». Сам прошедший через огонь и воду Первой мировой, Черчилль обобщил опыт своего предка, заключив, что «история всех коалиций – это длинное повествование о бесконечных жалобах союзников друг на друга».

Опыт Мальборо, которому «приходилось утверждать свою власть и добиваться одобрения почти каждого шага от различных и часто противоборствующих заинтересованных групп», оказал на Черчилля огромное влияние и определил его собственную манеру поведения в годы Второй мировой войны. Это касалось как внешнеполитических союзов, так и отношений с политиками, военными и гражданскими в собственной стране. В условиях «столкновения мнений, где каждая из сторон имеет сильный довод», когда отсутствие полномочий исключает возможность приказа, единственным выходом, считал Черчилль, является «поддержка собственного авторитета на каждом этапе» принятия решений, «безграничное терпение и умение убеждать». Там, где не помогали аргументы, приходилось обращаться к унижению. «Долгое обучение при дворе научило Мальборо кланяться и протискиваться, довольствоваться вторым или третьим результатом, если это было лучшее, что он мог получить, – признавал он в беседе с Э. Маршем. – У него было гораздо меньше гордости, чем у обычного человека. И это во многом помогло его масштабным планам». Рассуждая подобным образом, Черчилль относил эти выводы и к себе, что контрастирует с его привычным портретом бескомпромиссного лидера, но сам-то он не испытывал иллюзий, отлично зная, чего стоят многие победы и на какие ухищрения приходится идти ради них{231}.

Приведенные выше рассуждения показывают, что, изучая жизнь Мальборо, Черчилль пропускал ее через себя и сверял с собственным опытом. В результате он приходил к выводам и находил закономерности, которые оказали определяющее влияние на формирование его мировоззрения, что нашло непосредственное отражение в его деятельности на посту премьер-министра. В этом отношении тетралогия является не только лучшим многотомным произведением автора, но и уникальным образцом мировой литературы. Существует немного книг, которые бы создавались личностями такого масштаба, как Уинстон Черчилль, и были посвящены анализу личностей такого масштаба, как 1-й герцог Мальборо, и в итоге служили подспорьем и пособием для лидера в столь масштабном кризисе, как Вторая мировая война. При этом важно понимать, что речь шла не о каких-то универсальных секретах управления, познание которых позволяет открыть двери всех решений и разрубить узлы всех проблем. На опасность искать подобные рецепты наш герой указывал еще в «Мировом кризисе», замечая, что «истина войны абсолютна, но принципы ее ведения нужно выводить в каждом из обстоятельств, которые всегда различны; следовательно, ни одно правило не является руководством к действию». Схожую мысль он повторил и в «Мальборо»: «Успех полководца определяется не следованием моделям или правилам, а способностью к абсолютно новому восприятию ключевых фактов и основных сил, которые действуют в нынешней ситуации. Это повара используют рецепты для приготовления блюд, а доктора конкретные предписания для лечения болезней, но каждая военная операция уникальна». Мир слишком сложен, чтобы давать рекомендации. В любой победе важен не только отдельный маневр, решение, жест или действие, приведшие к ней, а совокупность целого набора факторов и обстоятельств. Поэтому так редко можно наблюдать исключительный успех и поэтому «заглядывать слишком далеко нерационально». Черчилль призывал своих читателей вместо поиска готовых ответов сосредоточиться на развитии собственного мышления и умении самостоятельно определять решения в зависимости от ситуации. «Изучение прошлого бесценно как средство для тренировки ума и пищи для размышлений, – подчеркивал он, – но оно бесполезно без способности избирательно оценивать заслуживающие особого внимания факты и их значение, связь и соотношение»{232}.

Помимо постижения