Читать книгу - "Собрание сочинений. Том II. Стихотворения, напечатанные в периодике и найденные в архивах; заметки, статьи - Павел Николаевич Шубин"

рукописи и машинописи, вряд ли возможно определить, с чем мы имеем дело – с черновиком или «беловиком». Окончательный вариант – опубликован в книге, а тексты, которые мы печатаем впервые, – ориентированы на сопоставление всех возможных вариантов; разночтения же указываются в комментариях.

При этом спешим отметить, что перед вами не полное собрание сочинений, так как есть некоторая часть текстов, в силу особенностей почерка Павла Шубина, не поддающихся расшифровке. С ними не смогли справиться ни Александр Павлович Шубин (сын поэта) и Александр Григорьевич Коган (литературовед, исследователь жизни и творчества поэта), ни наш коллектив. Может быть, повезёт другим исследователям.

Также, возможно, существуют тексты в различной периодике, до которой не добрались ни Леонид Александрович Заманский, составитель библиографии[1], ни наш коллектив. Шубин за всю его недолгую жизнь написал огромное количество стихотворений и многие из них успел опубликовать. Надо сказать, что разыскания Заманского мы проштудировали и основательно дополнили начатый им труд. Будущим исследователям, конечно, останется работа, но уже не в таком объёме.

Однако надо предупредить: некоторые тексты, например из газеты «Фронтовая правда», выявленные к 1970 году, невозможно найти в наши дни: подшивки газет в Российской государственной библиотеке (РГБ) или в других библиотеках и архивах не располагают нужными номерами.

Ещё мы взяли на себя смелость внести в основной корпус ряд текстов из папки «Черновые наброски и разрозненные листы» (РГАЛИ, ф. 2162, оп. 1, ед. хр. 26), потому что посчитали их законченными, и из записных книжек разных лет (РГАЛИ, ф. 2162, оп. 1, ед. хр. 45–53).

Цензура

Помимо этого, мы заметили цензурную переработку текстов. Она касается в первую очередь имён Ленина и Сталина, вымарываемых из стихотворений, публикующихся после смерти автора. Или, если не цензурная переработка, то простое исключение стихотворений с упоминанием Ленина и Сталина из корпуса томов «Избранного» тоже имело место быть, и это надо учитывать. Всё это, с одной стороны, вполне укладывается в дух той эпохи (от оттепели до перестройки); а с другой стороны, странно и дико, если знать биографию поэта: слесарь на заводе «Сталинец», автор десятков стихов с обращением к Ленину, Сталину, газете «Правда», Жданову и пр.

Приведём один характерный пример. Есть у Павла Шубина «Песнь о мужестве» (1945) – большое стихотворение о бойцах, которые в битве с японцами повторили подвиг Александра Матросова. Заканчивается оно так:

Шёлк и бархат боевого стяга

Мы склоняем над могилой их.

Пусть рыдают траурные трубы,

Мужеству

Иная жизнь дана —

Родины обветренные губы

Шепчут дорогие имена.

<…>

Пусть

Полёт часов

Незрим и старящ,

Но, минуя смерти рубежи,

С нами вместе им идти, товарищ,

В вечную, сияющую жизнь.

В томиках «Избранного» стихотворение даётся в таком виде. А его первоисточник – газета «Сталинский воин» (1945) и книга «Герои нашего фронта» (1945). Так вот там есть шесть строчек, которые впоследствии были вычеркнуты:

Станут достояньем поколений

Храбрые

Средь храбрых без похвал,

О таких

В подполье думал Ленин,

Братьями их Сталин называл.

Возникает вопрос: сам ли Шубин вносил эти правки? Или сын Александр совместно с критиком Коганом? Рукописи и машинописи, хранящиеся в РГАЛИ, дают однозначный ответ: поэт этого не делал. Однако надо учитывать, что, помимо Российского государственного архива, документы могут быть разбросаны по неизвестным нам домашним архивам, частным коллекциям, музейным собраниям.

Работая над данным изданием, мы не только посетили РГАЛИ, но и обращались к Алексею Анатольевичу Аграновскому (сыну второй жены Павла Шубина – Галины Аграновской) и к сотрудникам Чернавской библиотеки им. П. Н. Шубина (филиал МБУК «Межпоселенческая библиотека им. В. А. Дрокиной Измалковского муниципального района Липецкой области») и Орловского объединённого государственного литературного музея И. С. Тургенева. И в предоставленных документах не обнаружили авторской правки.

Вполне может быть, что мы что-то упустили. Однако на данный момент можно утверждать, что цензурная переработка была выполнена не Шубиным.

Существует и ещё один вид цензуры. Или не цензуры, а опять-таки проявления духа эпохи: у Павла Шубина возникают такие именования, как немцы, германцы, фрицы, а в посмертных публикациях – сплошь фашисты. Надо-де различать: не все немцы были фашистами. Надо-то надо, тут нельзя не согласиться. Но почему же, печатая томики «Избранного», не поместить эти правки в комментарии?

И последнее: в массовом сознании советская поэзия и советская песня лишены деталей войны – жестоких, шокирующих и пр. Весь культурный пласт написан не о войне, а войной. Существенная разница! Но, обращаясь к прижизненным публикациям Шубина, обнаруживаешь именно что жестокие, шокирующие детали в стихах (в томиках «Избранного» всё это по большей части НЕ ПУБЛИКУЕТСЯ).

Вот, например, отрывок из стихотворения «Смелее, товарищ!» (1942):

Отметим, товарищ, атаками день годовщины,

Телами бандитов устелем леса и лощины!

Пусть немки не молятся: к ним не вернутся мужчины, —

Их горе сгорбатит, и слёзы им выжгут морщины!

Товарищ! Пусть будут сердца наши к жалости тупы.

Запомни по сёлам печей обнажённые трубы,

С друзьями твоими спалённые немцами срубы,

На Псковском шоссе обгорелые детские трупы.

Запомни, товарищ, – ты плакать над ними не в силах, —

Растерзанных женщин, старух измождённых и хилых,

Задушенных в петлях на ржавых балконных перилах,

Живьём похороненных в мёрзлых суровых могилах…

Так пусть же везде будет враг наш настигнут и найден,

Пусть гнев наш карающий будет, как штык, беспощаден,

Бесславна кончина отмеченных свастикой гадин,

И хрип их предсмертный для нашего сердца отраден!

Чтобы не было непонимания, каждый момент правки и первой публикации мы стараемся отражать в комментариях.

Поэтика

Творческий путь Павла Шубина можно разбить на несколько периодов.

1929–1932 годы – начальный этап, когда молодой человек выбирается из своей деревни Чернава в Ленинград (живёт в семье своей старшей сестры), устраивается слесарем на завод «Сталинец» и погружается в городскую культуру: парки, кинотеатры, кафе, институты, разнообразный культурный и не очень досуг. В это время пробуждается в нём тяга к стихосложению. Он описывает то, что видит вокруг; то, о чём читает; то, что хранится в памяти. У него ещё много поэтизмов. Будучи юношей не то что начитанным, но любящим читать, он знает, как надо писать. И ещё не догадывается, как можно.

1933–1940 годы