Читать книгу - "Предисловие к Мирозданию - Саша Немировский"

ней, не убывая?

Пабло:

Заговорила! Пики – крести!

Обалдеть, не встать! Как звать тебя, краса?

Какое имя выдано созданью при творенье?

Давай я посмотрю на правое крыло,

с момента перевязки три часа

прошло.

Все, как одно мгновенье,

пролетели. Как будто времени в природе больше нет.

О, дорогая, нам не повезло!

Крыло-то просто так. Уж ни на чём не держится.

Вот я его тяну, и вот оно отпало.

Повернись на свет,

мне плохо видно.

Адель:

Теперь под ним всё чешется.

Нет,

не достать рукой, но боль пропала.

Пабло:

Вот видишь, не обидно.

Лишь отдала полёт, как появилась речь.

Зовут то как? Как обращаются к тебе в молчанье?

Адель:

Дай поразмыслить. Есть что на плечи

мне набросить? Чуток знобит.

Мне говорили – грациозна, и полёт мой лёгок.

(Ах да, полёт теперь у вас – походка

без изменения орбит).

Тут весит всё. Так, строго

говоря, лишь бег есть быстрое движенье.

Но не сегодня. Пока ещё постель.

Пока привыкнуть надо. Ноет шея.

А звать? Зови меня Адель.

Да, вроде бы находка.

Мой здешний слух не режет это имя.

С него земную жизнь свою начну.

Пабло:

Но как же ты общаешься с другими?

Адель:

Мы ангелы, нам фразы ни к чему.

Какая мерзость: мысль оформить в звуки.

Прямую связь отдать в обмен на слово?

Как точность можно поменять на муки

объяснений? Не лучше ль промолчать,

чем быть непонятым в процессе разговора?

Пабло:

Боль кончилась? Иль мне позвать врача?

Ах да, врачи не ходят по домам в моём столетье.

Адель:

Не надо доктора. Взгляни на левое крыло,

перо упало. Третье

уже с момента переноса в дом.

Пабло:

Гляжу. У основания всё снесло,

здесь под крылом,

как рваный шрам. Болит?

Адель:

Скорее жжёт, но так вполне терпимо.

Залей водой. Потом пусть сохнет. Всё – пустяк.

Здесь эти крылья так ранимы.

Они перо и кожа плюс костяк.

Там где была я – крылья мнимы.

Подумаю, и вот оно, крыло —

перемещенье просто: мысль о цели,

и цель достигнута. Прикрой стекло —

свет фонаря так ярок на постели.

Пабло:

Задернуть штору. Она же так ослабла!

Пускай поспит. Как сложен мир. Кому бы рассказать,

так не поверят.

Адель:

Как звать

тебя, спаситель?

Пабло:

Пабло

Адель:

Проверь, что ты закрыл все двери.

Я буду спать.

V.

Бард:

Плита полупрозрачного металла перегораживает келью.

На ней набросанные горкой свитки.

Пред ними Загадор, в растерянности, рядом с Исабелью.

Он хмурится, она с улыбкой

разглядывает жёлтую от старости трубу

пергамента, и верх, и низ

раскручивая сразу.

Трубу, теперь растянутую в плоский лист,

она придерживает но́гтем над собой в пространстве.

Расправленная секция ползёт, не быстро

(ведь древний свиток тот не стойкий)

краями крутится, как в танце,

а серединою висит на месте, и там бегут

неторопливо друг за другом строки,

так что пергамент, их несущий, не заметен глазу.

Тут Загадор себя вдруг хлопает по лбу.

Загадор:

Невозможно!

В этих старых рулонах что-либо найти невозможно!

Ну когда они всё оцифруют, уже ли так сложно?

Исабель:

Не шуми! Посмотри, я нашла кое-что.

Дата сму́тна, но событье похоже на наше.

Подожди, вот я свиток разглажу

и тебе покажу.

Бард:

Исабель раздвигает руки,

останавливая движение свитка.

Отступает на шаг, чтобы лучше на буквы

ложился свет.

В воздухе проступает, медленно яснея,

фрагмент

изображения и текст, почти что слитно

подписанный к рисунку. Картинка

вспыхивает, но потом тускнеет,

в остатке виден контур, как отпечатка след.

Исабель:

Вот плато. На нём странное здание.

Но это не важно.

А важно на фронтоне название.

В переводе оно означает «жильё осуждённых».

И сказано дальше:

«тут души проявлены телом

в одном измеренье.

Это жизнь их последняя, без воскресенья.

Конец наказания тёмных.»

Загадор:

Судебное дело

про это должно быть в архивах. Отлученье от света —

я слыхал от таком, от кого – не упомню.

Посмотри на картинку – это что за планета?

Исабель:

Да ты прав, не Земля. Это где-то

ещё во вселенной бездонной. Но вернёмся к идее,

что давно существует

возможность перехода души напрямую,

целиком, без созданья себе двойника на планете.

И старейшие этим

секретом владеют.

Загадор:

Я ревную

к их власти и знаньям. Но постой. Среди свитков вот этих

я видел фрагмент о потере бессмертья.

Дай найду.

Где ж он был? Белый свиток, где то ближе к концу, вроде тут

Бард:

Загадор поднимает трубу

из немного побеленной ткани,

на которой наклеен пергамент

и, порывшись, находит фрагмент, оглашая его на лету:

Загадор:

«Наблюдатели врут,

нет бессмертия, если связь между душами

вдруг разрушена.

На сфиротах вторую уже не найдут».

Исабель: