Читать книгу - "Предисловие к Мирозданию - Саша Немировский"

уже глядела, отстранясь,

уже покинув оболочку.

Как после ими овладела страсть.

Как стражник, с ней совокуплённый,

рвал ту её накидку в клочья,

весь в забытьи, что жизнь он о́тнял.

Я б отомстить ему хотел. Сейчас, сегодня.

Хоть это больше память, нежели боль.

Века прошли, и ангелу негоже

спускаться в месть. На кой

мне эта справедливость, когда ни человека больше,

ни души.

А всё же что-то сердце хочет.

Воспоминание о зле живёт, першит.

Гаардвал:

Среди всех прочих

моих жизней есть не одна,

где я был воином. Однако,

рассказ во мне разбередил виденье.

Рубака

старый, хижина, крыльцо.

В смятенье

женщина с богатой

свитой перед ним остановилась.

От свиты отделилась

и к нему бежит, лицом

скуластая девчушка,

с косичками, лет десяти.

Он смотрит пристально в её глаза,

под дужки

тёмные бровей, и видит в ней себя.

Чуть позади —

пейзаж: плато, каньона край, и дальше радуга над

пропастью

цветным горбом.

Ну что сказать?

Тот воин – бывший я,

но это о другом.

Довольно глупости.

Как ты заметил, давно уж нет ни тела, ни души.

Лишь прошлое живёт воспоминаньем,

и то, как будто не про нас.

Так что решим

мы с перенаселеньем? Точнее, со странным

качеством к нам приходящих душ?

Мы станем

делать, как и в предыдущий раз?

Опять война, чума, «испанка»?

Малколам:

Спокойно, друг мой. Бери перо и тушь,

вот банка,

и вот неразрываемый пергамент для приказа.

Давно я размышляю над проблемой.

Не так всё худо.

Нам нужно маловероятное событие – непобедимая

зараза,

но из природных компонентов.

Гаардвал:

Ты говоришь про чудо?

Малколам:

Да, но про отрицательное чудо.

К примеру, вирус,

состоящий из агентов,

частей, почти несовместимых,

а всё ж, теоретически возможных вместе слиться.

Одномоменто,

как в цепочку эшелон,

когда б условия невероятные сложились.

Такую дрянь, чтоб в воздухе носиться

могла и, чтоб при этом поражала тяжело,

опасною болезнью

часть населения,

но небольшую, так, процентов десять.

Из заболевших, отобрав немного слабых,

тех вовсе насмерть жалить.

Внедрим идею эту в голову учёным

какой-нибудь одной державы,

стремящейся к господству.

Пусть мысли сами к ним пришли бы, как бы.

У Уравненья жизни есть такое свойство.

Приглушим пару коэффициентов чёрным,

а эти, посмотри, и эти, – поменяем местом.

Баланс останется, а чудо – всё. Уже пошло

в работу. Поток живого

помельчал у берегов.

Гаардвал:

Детей не трогаем?

Малколам:

Да, их – неинтересно.

Мы в этот раз начнём со стариков.

Пускай пожившие, созревшие душой,

к нам в тонкий мир придут сначала.

Возможно, это будет хорошо,

да и не так жестоко. Что ты замолчал?

Гаардвал:

Я думаю, как нам измерить эффективность,

чтоб знать, когда остановить болезнь?

Или, когда пора другую сделать разновидность,

коль версия один сведётся просто в плесень?

Малколам:

Придется ангела послать

в обличье взрослом,

и по тому, как он там пострадает,

мы будем знать,

насколько вирус получился грозный

или легчая,

чуть не исчезая,

подспудно,

болезнь уйдёт под знанием врачей.

Гаардвал:

Ворота все – камней уж груда.

Какой остался нам ещё из трёх ключей,

чтоб ангела послать для смерти на планете?

Я против, есть получше

способы измерить

эффективность чуда,

Малколам. Убийство целого не восстановит душу.

Малколам:

Ты мягок стал

с тех пор, как воином рождался, Гаардвал.

Я буду делать так, как я сказал.

Есть Уравненье, и не мне его нарушить.

Чем мёртвый ангел не расплата за простуду?

Часть первая

I.

Бард:

Другое место. Тоже тонкий мир, но, видимо, пониже,

Стенки, пол – всё выглядит покрепче.

Здесь трое ангелов ведут свою беседу

в форме людей, но с крыльями. Одна из них чуть слышно,

про себя, не отрывая взгляда от соседа

слева, шепчет.

Исабель:

Ах, как он смотрит не неё! Она в своём земном обличье

так хороша! Девичье

что-то в ней живёт, что позже в женщине, в матроне

найти так трудно.

Обычно,

возродившись ангелом, становятся спокойней,

но вот Адель другая,

в движеньях – грация, а размышленья – му́дры.

Как смотрит он! Совсем не отрываясь,

а ей, похоже, всё равно.

Она, по-дружески играясь,

клонясь, сгибаясь, двигая плечом,

его сама, того не замечая, привечает.

Как много ей дано!

А он ведётся. Только всё впустую.

Ведь лишь взаимная любовь

двух ангелов на новую ступень поднять сумеет, творя

единого,

но с высшей сутью

из обоих.

Сама себе признаюсь – я ревную.

Он, как прекрасная картина,

напоминает что-то. Точно!

Он похож на то лицо с одной панели

старой. Портрет фаюмский, и в такое же одет бельё.

Она ж ему годится в дочки!

Ах, как глядит, весь очарованный Аделью

и не отводит взгляда от неё.

Бард:

Они беседуют.

Свет, будто бы закатный, но темнота ещё не скоро

за ним последует.

Адель смеётся шутке Загадора,

тот улыбается в ответ,

довольный тем, что произвел эффект.

Лишь Исабель меж ревностью и дружбой,