Читать книгу - "Борис Слуцкий - Илья Зиновьевич Фаликов"

И тем не менее, перо Пушкина рисовало, как он сам говорил, «забывшись». Для Пушкина рисование было отдыхом, развлечением, бивуаком между поэтическими битвами. И оружие Пушкин-художник применял подручное, то самое, которое стояло на столе Пушкина-поэта, — перо, редко — карандаш. Пушкин-художник был любителем, правда, удивительно талантливым. А Маяковский был художником-профессионалом, действовавшим во всеоружии. <...>

В том, что он считал себя художником, называл себя художником и неоднократно выставлялся рядом с крупнейшими русскими художниками того времени — Машковым, Кончаловским, Ларионовым.

В том, что на протяжении многих лет главным или важным способом заработка для Маяковского была его вторая профессия. В пору мировой войны — лубки. В пору гражданской — «Окна РОСТА».

В том, что он активно участвовал в жизни художников, много и влиятельно писал о живописи, избирался художниками в руководство их профессиональных организаций.

В том, что Маяковского многие крупные художники того времени — от Репина до американца Геллерта, от Дейнеки и Адливанкина до Лентулова — считали мастером. <...>

Среди любимых художников Маяковского — Гольбейн, Серов. «Маяковский Серова очень полюбил» (Келин). В Петербурге Маяковский часто бывал в Эрмитаже, любил старых немцев, голландцев, итальянцев. Любимейшие из французских художников — Сезанн и Ван Гог. Об этом сказано в стихах: «Один сезон наш бог Ван Гог. Другой сезон — Сезанн». В стихах же высоко поставлено имя Врубеля. Наиболее ценимые современники — Машков, Давид Бурлюк, Гончарова, Филонов. <...> Маяковский хорошо знал современных ему французских художников и написал интереснейшие очерки «Смотр французского искусства 1922». Особенно высоко ценил Маяковский Пикассо, Леже, Гросса. Из русских плакатистов ближе всего были ему Иван Малютин, Черемных и Родченко.

Натурализм, в том числе «красный», Маяковский ненавидел. Ненавидел и презирал он и эстетизм, в том числе «красный». Защищал эксперимент, новаторство, поиски новых средств выражения.

Но прежде всего Маяковский не искал, а находил. «И мы реалисты, — говорил он с гордостью и добавлял, — но не на подножном корму, не с мордой, уткнувшейся вниз». Это сказано о поэзии, но относится и к живописи Маяковского.

Оформила альбом Маяковского Варвара Родченко — дочь Александра Родченко и Варвары Степановой («амазонки русского авангарда»[75]), — родившаяся в 1925 году. Поработала она практически во всех советских издательствах, оформила более двухсот книг, в том числе первую посмертную книгу Бориса Слуцкого «Стихи разных лет: Из неизданного» (1988). С её отцом Слуцкий мог встречаться в доме Лили Юрьевны Брик, бывшей фотомоделью Александра Родченко с давних времён: её лицо украшает обложку книги Маяковского «Про это» (1923), не говоря уже о многих фотографиях, где она снята с Маяковским, его окружением, ставших историческими. С ним Маяковский сотрудничал долго и плодотворно. Плакаты, фото — их не счесть. Так что в какой-то мере Слуцкий ощутил-таки живое дыхание Маяковского. Графикой Родченко проиллюстрированы книги Слуцкого «Продлённый полдень», «Сроки», «Стихи разных лет».

А в том 1963-м ушёл друг Маяковского, один из учителей Слуцкого.

Асеев уходит чёрным дымом,

а был весёлым, светлым дымком,

и только после стал нелюдимым,

серым от седины

стариком.

Асеев уходит чёрной копотью.

Теперь он просто дым без огня.

И словно слышится: «Дальше топайте.

Только, пожалуйста, без меня».

(«На смерть Асеева»)

Седьмого мая в Москве начало свою работу IV Всесоюзное совещание молодых писателей.

Этому событию предшествовала большая подготовка.

В журнале «Молодая гвардия» (1962. № 12) под шапкой «Участникам четвёртого всесоюзного» были опубликованы напутствия мэтров: Ш. Рашидов, Л. Никулин, Б. Слуцкий, Ю. Бондарев, М. Бубеннов, Г. Бакланов, Л. Обухова, И. Абашидзе.

Слово Слуцкого называлось «Поэты-театры и поэты-книги».

...Сейчас в молодом поколении преобладает тип поэта-театра. Евтушенко и его сверстники обращаются главным образом не к читателю, а к слушателю. Поэтому они громогласны — надо быть услышанным не только во втором, но и в сорок втором ряду зала эстрадного театра. Поэтому они многословны. Надо же растолковать свою поэзию не только ловящим на лету стихолюбам, но и людям, к стихам не привыкшим. Поэтому они откровенно публицистичны. Ведь именно у них, в театрах Евтушенко, Рождественского, Вознесенского, состоялись премьеры многих идей и тем, важным и нужным нашему народу. Я за то, чтобы росли и крепли поэты-театры, где пьеса (то есть стихотворение) значит не более актёрской игры (то есть исполнения) и режиссуры.

Но мне хочется, чтобы к Пятому Всесоюзному совещанию молодых укоренился тип поэта-книги, поэта, обращающегося не к массовому слушателю, а к единоличному читателю. Хочу, чтобы появились книги молодых, рассчитанные на внимательное чтение, перечитывание, вчитывание, вдумывание. На чтение наедине, вдвоём, в семье, в дружеском кружке. В таких книгах многословность, громогласность, прямая публицистика, фельетонность и т. д. будут невозможны.

Затем идут стихи молодых. Среди оных есть и имя двадцатичетырёхлетнего Олега Чухонцева. Журнал не совсем понимает — или делает вид, — что читателю подсовывают крамолу:

У вас указ — не иначе.

Указ везёт гонец.

А мы, на печке сидючи,

Прибудем во дворец.

А в царстве замечается —

Дела идут не так.

А в царстве заручаются —

Сиди себе, дурак.

Просвещённый читатель, конечно, знает, откуда ноги растут. Мандельштам:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,

Он играет услугами полулюдей.

Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,

Он один лишь бабачит и тычет.

Как подкову, дарит за указом указ —

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него — то малина

И широкая грудь осетина.

(«Мы живём под собою не чуя страны...»)

В общем, дела идут не так.

«Вопросы литературы» (1963. № 10) публикуют статью М.. Зельдовича и Л. Лившица «Натура бойца (О творческой индивидуальности критика)», в которой говорится:

Однажды Борис Слуцкий, рецензируя публикацию стихов очень талантливой Светланы Евсеевой, уподобил всех критиков двум разрядам коммивояжёров: одни раздают проспекты, другие — более опытные — образцы. К счастью, сама рецензия Слуцкого — не рекламное действо. В ней явственно ощутимо своеобразие Слуцкого-художника: от мыслей до сравнений и синтаксиса.

В начале шестидесятых безумно популярный журнал «Юность» проводил цикл