Читать книгу - "Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Я подарю тебе звезду» - Альманах Российский колокол"

чёрный строгий джемпер, весёлые носки с зелёно-красными ромбами (я это запомнил, потому что она похвалила их) и чёрные брюки. Я пришёл с двумя подарками. Подарил Насте пакетик с игрушкой, цветочком и шоколадкой. Она не ожидала, сказала мне спасибо, обняла и пригласила, что ли, чай пить. Она была в домашнем: в тонкой маечке, коротких шортах. С улицы я был холоден, она была тепла, горяча… В комнате она была одна. (Это было спустя месяц-полтора.)

Я помню, как мы сидели и пили чай. Он мне помнится сырым и с известью. Сидеть напротив неё в общежитии было более неловко, чем в театре на первом ряду. (Мы в театрах были несколько раз.) Играл телевизор, там показывали мультик про принцессу. Настя тянулась за конфетой, привставала со стула, её бедро напрягалось, появлялась тонкая полоска, майка задиралась, и были видны плоский живот, проколотый пупок…

В руке – батончик, откусывала понемножку и запивала. На стуле она сидела с поднятыми ногами. Наблюдал за ней. Она была в тёплых коротких носках, на подошве резиновые кругляшки, большой палец отделялся от всех остальных и отличался по цвету – он был красный, остальные – зелёные. Она была в в шортах с ягодным узором – не то клубничками, не то малинками. Мы так и продолжали сидеть, смотреть телевизор, пить чай и молчать. Она откусывала батончик, и крошки продолжали сыпаться на стол.

У нас периодически образовывались неловкие паузы, а иногда были и те, которых совсем не должно быть. В которые нужно сказать что-то мужское, но я молчал, и мой голос тоже молчал.

Мои мысли складывались не о её красоте, а о том, как она умеет распоряжаться телом. Что даже такая, казалось бы, неудобная поза у неё получалась естественной. Манящей. В ней меня потрясала не её женская привлекательность, красота, а её «профессиональная» привлекательность спортсменки, выдрессированная грация.

Я бы так и продолжил её рассматривать. Мой взгляд становился бы злее, краснее, если бы вновь я не услышал голос внутри. Воля, воля, воля, во… Я не отвёл взгляда, продолжал водить глазами по ней, ещё раз глянул на её носочки. Рот прикрой. Не глотай. Воля, воля… Отвёл взгляд и почувствовал, что у меня слегка приоткрыт рот и пересохло в горле. Я взял чашку чая и отпил. Мне пора. Она встала меня провожать, ещё раз поблагодарила за подарок, обняла меня, и я почувствовал в руках её спортивную талию. Горячую и тонкую, как зажжённая спичка. Я оставил второй подарок на кровати для её соседки и вышел.

Мы с ней проводили много времени, кажется, она мне рассказывала что-то личное, я с ней откровенничал, но ни одного из этих секретов я не помню. Как и саму Настю.

Светлана Рябинина

Родилась в 1973 г. В связи с переездами за время учебы сменила несколько школ. Побывали во всех уголках Советского Союза. Папа – поэт. Имеет несколько литературных сайтов. Псевдоним – Дед Пахом. С самого детства в доме всегда была творческая, тёплая и дружеская атмосфера. Мои родители – истинные патриоты своей Родины. С седьмого класса вела драматический кружок, где сценарии писала сама. Печатаюсь как Фотиния. Дочка пошла по стопам отца – пишет стихи.

Мама, услышь меня

Я сижу здесь тихо-тихо. Лишний раз боюсь дышать. Ну а вдруг со мной поступят так же, как вон с тем мальцом? Мы дружили с ним, весёлым, планы были, только вмиг… его мама погубила, враз избавиться решив. А малыш просил пощады и безмолвно всё кричал. Лишь завидев ту иголку, что несла смерть для него, обнял ручками, старался – отвернуть её хотел. Он горел желаньем жить! Только тщетны были все его старания, и мольбы, и слезы. Нет! Его последний крик отчаянья у меня в ушах стоит. Как же можно! Так бездумно! Он же твой родной сынок! Неужели все бездушны? Или все сошли с ума? Для чего тогда нужны мы в мире, где даже мамам дела нет? И лишь только чуть немного… Вы детей губить идёте не задумываясь. Нет. А ведь мы живые, люди, и хотим мы жить, любить. Своей мамы голос слышать, развиваться и взрослеть. Бегать в травке и по лужам. Мы хорошие, поверь. Неужели безразличие в вашем сердце и душе? А куда девались нежность, и любовь, и доброта? Мы живые и всё слышим! Вот опять ваш разговор. Снова холод до мурашек. Неужели? Мысли бегают вдогонку. Что же делать? Как тут быть? И унынье торжествует – без меня они решат. Я кричу – меня не слышат! Мама, милая, очнись!

И пытаюсь сделать то единственное из доступного – вести себя тихо-тихо. В надежде быть незаметным. Чтобы не то что догадаться, но даже не подумали. И только вздрагиваю снова и снова от вновь возникающих разговоров, после которых детей убивают. А они зарождаются постоянно, и то здесь, то там снова и снова звучат предсмертные крики. И уши от них закрывать бесполезно – они идут сразу в мозг. Там и остаются. От этого там поселилась и удобно, с комфортом, устроилась ключевая мысль – Я ЗДЕСЬ НИКОМУ НЕ НУЖЕН! А мир жестокий и несправедливый. Тогда зачем мы здесь вообще?..

– Аня, можно с тобой поговорить?

К молоденькой девушке обратилась её тётя. В ответ девушка напряглась и натянуто улыбнулась.

– Конечно.

Однако со стороны тёти разговор тоже был не из лёгких.

– Послушай. Я хотела с тобой поговорить.

– Да, слушаю!

– Даю слово, разговор останется строго между нами. Я никому не скажу.

Девушка посмотрела прямо в глаза.

– Аня… ты?..

И тут её собеседница взорвалась:

– Да не беременная я!

Вскочила и выбежала из комнаты. В ответ женщина сокрушённо вздохнула. У неё снова не получилось. А ведь только и хотела услышать правду, всё равно видно, зачем скрывать? И конечно же, поддержать племянницу. Если понадобится, встать на её сторону и настоять не делать аборт. Заверить, что поможет.

Через несколько дней Аня снова пришла в гости – Марина пекла пирожки и пригласила племянницу за выпечкой. Расчёт был простой – на это предложение она не могла ответить отказом, ибо выпечку Марины любили все. И действительно, Аня пришла. Марина посадила племяшку за стол, собрала пирожков с собой. Вот только та вела себя странно – почти ничего не ела, лишь выпила немного воды.

– Что с тобой?

– Мне нехорошо. Можно я пойду прилягу?

– Конечно. Ты не