Читать книгу - "Беседы палача и сильги - Руслан Алексеевич Михайлов"

ногами и телом, взмахов и выпадов мечом, что Анутта показала в пещере во время боя с кхтуном. И у меня было достаточно опыта, чтобы понять — этот рисунок боя не рассчитан против противника из плоти и крови. Ни один даже самый искусный воие не сможет так быстро перемещаться, да еще и с земли на стены или даже потолок. Эти резкие размашистые движений были… опасными для самой сильги. Во время каждого такого рубящего взмаха с чрезмерным задиранием рук и слишком широким шагов в ее защите открывались огромные дыры… Но она сражалась против почти призрачных созданий и увидев это разок я не стану смеяться над ее стилем боя, а попробую перенять хоть что-то. Этим мы и занимались на привале, пока в котелке побулькивала готовящаяся каша. Неплохая разминка для затекших от долгой езды тел и новые знания для меня. Однако вслепую я ничего не перенимал, не забывая дотошно расспрашивать и, раз за разом повторяя выпад или необычный разворот, что приводил к неустойчивости и угрозе запутаться в собственных ногах, постоянно прикидывал про себя действительно ли так уж это необходимо или же можно вот здесь сократить шаг до шажка, а руку не вытягивать так сильно, словно мечтаю отдать ее врагу на отрубание… Сильге пришлось не по душе мои своенравие и медлительность. То и дело в ярости топая ногой, она переходила на разъяренный крик, обрушивая на мою голову потоки справедливой ярости и крича, что передает мне то, над чем веками мыслили поколения и поколения опытных старших сестер. Не забывала она с язвительностью напомнить и о том, что сильги никогда не гнушались обратиться за советом к опытным и порой знаменитейшим мечникам прошлого. Те имена, что называла девушка… я знал их и как каждый мужчина относился к ним с уважением.

Кунрар Серый Дым.

Фоукул Пятирукий.

Габриен Служитель.

Адалида Ярочинная…

Да… я не скрывал своего уважения к произносимым сильгой именам, но даже они не могли заставить меня слепо повторять показываемые ей движения. Я не мнил себя мастером клинка. О нет. Но меня столько раз пытались зарезать, зарубить, оглушить и даже сжечь, причем всегда внезапно, исподтишка, из темной подворотни, что я давно убедился — не верь ни одному даже самому восхваляемому приему боя, пока не проверил его в деле. И каждая отметина на моем шкуре буквально вопиет о том же самом — не верь! До сих пор меня пробирает огнем стыда за ту стычку у трактира Хмельной Пес, когда я решил воспользоваться намедни выученным верхним ударом с потрясающим названием Головоломный Пэт. Сам Пэт, к слову, говоря, с тех самых пор избегает со мной встреч, загодя переходя улицу и скрываясь в ближайшей подворотне…

Палач никогда не должен забывать — его постоянно кто-то хочет убить или хотя бы тяжело ранить. Родственники приговоренных, близкие друзья, подельники… И чаще всего на нас нападают со спины…

После чрезмерно громких наших упражнений, мы сытно обедали и, выпив кофе, продолжали путь, стараясь не заснуть. К вечеру, когда сумерки становились такими густыми, что сливались с длинными тенями от скал и сосен, мы останавливались на ночлег. И это всегда был постоялый двор. За последние три ночи мы больше не разбивали лагерь у дороги. Я понимал, что в прошлый раз нам сильно повезло и не собирался полагаться на свою палаческую удачу еще раз.

К тому же те, кто послал за нами не слишком умелого убийцу, уже знали, что он провалился — я не стал оставлять или хоронить мертвое тело в лесу. Мы довезли труп до ближайшего крохотного селения, где и оставили его на попечение совсем недовольного этим старосты, коему теперь предстояло хоронить на деревенском кладбище незнакомца. А что с ним еще поделать? Погоды нынче теплые, пока до города довезешь… посему в Буллерейл отправятся лишь личные вещи покойного и его же описание внешности — для передачи страже. А она уж разберется кто он таков и почему мог оказаться мертвым у обочины идущей к предгорьям дороги.

Да… пришлось солгать.

Вернее умолчать. Я полностью опустил историю о ночной стычке. Назвавшись, я рассказал, как нашел мертвое тело на обочине и привез сюда на его же собственной лошади. История вроде как темная, но разбираться мне некогда и посему прощевайте. Кто станет задерживать у себя палача для разбирательства? Попробовать могут, но я тут же попрошусь к ним же на постой… и вряд ли найдутся желающие приютить меня и сильгу даже в дальнем сарае. Здесь живут люди глубоко верующие. И немудрено — попробуй иначе, когда каждое утро видишь грозную снежную стену Трорна… Горный угрюмый хребет будто смотрит на тебя — холодно, пронизывающе и требовательно…

Горы смотрели и на нас… и это заставляло нас меньше говорить и больше думать о своем…

Пока мне хватит уже услышанного и увиденного.

Лучше больше молчать и почаще оглядываться, не забывая всматриваться в тянущиеся вдоль дороги ельники и частые изумрудные луга прочерченные блестящими линиями ручьев и речушек.

К концу четвертого дня мы добрались до небольшого городка Сноувэрг.

Задолго до того, как показалась вершина опоясывающей город стены, мы сняли и убрали плащи, выставляя напоказ свои красные метки. Покачиваясь в седле и с привычным безразличием, не замечая удивленные и испуганные взгляды встречных, я негромко рассказывал все то, что мне было известно об этом месте.

Сноувэрг — горский город.

Раньше у него было совсем другое название и не было тут никаких стен и высоких каменных домов. На этой возвышенности с будто стесанной ровной вершиной испокон веков было селение гордых горцев, что спустились сюда со снежных склонов, следуя за вечно голодными стадами овец и коз. Здесь они встретили в избытке сочные травы, погоды тут были мягче, ветер слабее и опять же совсем рукой подать до равнинных жителей, что всегда не против поторговать. Горцы народ неторопливый и спешки не любят. Они живут по древним традициям и крайне неохотно принимают что-то новое. Потому и дома здесь строились по их обычаям — припавшие к земле, почти землянки, с покатыми крышами, низкими узкими дверями и коротенькими дымовыми трубами крохотных печурок, чьего тепла едва хватало суровыми зимами. Теперь от этих по-своему красивых построек не осталось и следа…

Едва я прервал рассказ, в беседу вступила молчавшая сильга и щедро добавила почерпнутых из их хроник сведений. И ее повествование было куда мрачнее — как оказалось здесь призванные королем варвары нанесли свой первый страшный удар.