Читать книгу - "Российский колокол №1-2 2021 - Коллектив авторов"

устремлений, глубоко разочаровавшийся в своей профессиональной жизни, в личном плане переживший много разнообразных романов, общим знаменателем которых был разрыв, и не видевший смысла в жизни, равно как и в смерти».

В целом «Серотонин» выступает как роман-трагедия, побуждающий к критическому осмыслению развития современного мира в условиях глобализации, с такой её социальной и поведенческой моделью, которая дотла выжигает человека изнутри и лишает смысла жить. Сопротивляющаяся подобному мироустроению Франция олицетворена в образе Эмерика и его соратников, но выстоять малой горстке против бездушной государственной машины невозможно, вот почему обречённый борец-одиночка убивает себя, не находя поддержки среди конформистски инфантильного народа. Таким образом, гибель Эмерика символизирует уничтоженные надежды и саму основу индивидуальной свободы. У простонародной Европы украли мечту.

В финале Уэльбек затрагивает христианские темы. Только в христианстве с его проповедью любви и духовного очищения он обнаруживает спасение. Равнодушие со своим принципом «моя хата с краю» ведёт к разобщённости, покорности и обрекает в конце концов на рабство. И в этом плане показателен образ птицефермы с полуживыми курами, символизирующий состояние французского общества, превратившегося благодаря своей бесхребетной толерантности в испуганных облезлых несушек.

Вот почему, благодаря многозначительному скрытому плану, вопреки всей своей депрессивности, роман вызывает такое брожение мнений и признание некоторой части читателей и критиков, которых не смущает даже то, что интрига – будет ли встреча Флорана-Клода с бывшей возлюбленной и свет в конце тоннеля – исчезает вместе с пониманием, что пессимизм главного героя не может привести к счастливой развязке и что унылая линия повествования не завершится искупляющим её взрывом.

И здесь самое время вернуться к образу перетягивания каната, причём противостоящие друг другу борцы близки по силам: с одной стороны, в необычной, с горьковатым привкусом подаче тема страдания западного человека в его внутреннем одиночестве, а также проблема глобализации сквозь призму личностного разрушения, приведшего к неспособности бороться против агрессивного давления внешних сил, да и вообще сопротивляться, потому-то и «Серотонин» – имитация покоя, соломинка утопающего в собственных страхах западноевропейца, а с другой… А что с другой? Деструктивность романа, ломающего наши внутренние эстетические установки, сметает все его достоинства. И этим выводом можно было бы поставить жирную точку в нашем критическом перетягивании, если бы не очередное «но!». Теперь уже в пользу «Серотонина».

Для чего читает подкованный читатель? Чтобы думать! Для чего пишет серьёзный писатель? Чтобы делиться пищей для размышлений. И вот как раз в этом отношении роман весьма показателен: по данным ВОЗ, 26 % всех зарегистрированных в ЕС заболеваний приходится на депрессию. Вот и вызванная этой болезнью деградация доводит Флорана-Клода до замысла убить ребёнка своей бывшей возлюбленной, чтобы страдание побудило её вернуться к нему как единственному объекту любви. Такова обрисованная Уэльбеком перспектива человека новоевропейской глобализационной формации – постепенное скатывание к депрессионно-шизофреническому психозу и саморазрушению. Об этом ли мечтало человечество?

Роман, безусловно, глубок и заставляет думать и думать, однако опять очередное «но!» – уже подытоживающее. Литература призвана помогать человеку жить. Такова её сверхзадача. Скрепя сердце и с больши-и-ими оговорками принужден признать, что баланс положительного и отрицательного в романе «Серотонин» близок к паритету. Главным достижением книги является протестное изображение нового, обесчеловеченного, даже, скорее, обездушенного мира по принципу птицефабрики. Главным же недостатком… А из-за него, собственно, роман «Серотонин» и провозглашается за образец – для сатанинского оболванивания масс с целью привития дурного вкуса. То ли ящик Пандоры, то ли троянский конь со скрытой внутри разрушительной пропагандой уныния – без надежды, веры и идеалов. Самое то для формирования низменно-потребительского духовного мира новой эры.

Герой умер.

Геннадий Симаньков

«Писать биографию о себе – это непристойное, пафосное занятие. Уверен, что ни один гражданин не будет писать в своей биографии, где он опростоволосился, а будет указывать те места и события, где он чего-либо достиг, употребляя повсеместно букву «я». Употребление этого термина является восхвалением и превозношением себя над миром людей. А гордыня – великий грех!

О себе могу сказать одно. Я из тех людей, которые давно победили пословицу: "Семи смертям не бывать!"».

Красный чай

Мы лакомо будем пить красный чай,

А к ночи из вишен вино.

Сосуд, что с любовью слепил гончар,

Наполнен соблазном давно.

Мы выйдем в чарующий сонный сад,

Где в дымке – домов сундуки.

Нетленное стадо густых Плеяд

Обрушится в устье реки.

Под утро помчишься к воде нагой,

Дав знать – в этот час всё равно,

Уверишь, что дочь от семи богов

И неге неважно вино.

Запишутся тайны на длинный счёт

Вселенной, что нас родила́,

Огня поцелуй, шёпот губ: «Ещё…»,

Кокетства сердец мармелад.

Вкусив честолюбие синих птиц,

Прижмёшься к плечу, хохоча.

Та ночь, что с тобой, она без границ,

Начало всему – красный чай…

Восьмое, май, год 2017

Амфибрахий, размер/слоги 10-8-10-8

Новое

Я хотел написать тебе новое,

Только старое некуда деть.

Огрубела и стала суровою

Дней кукушка в дырявом гнезде.

То позёмка, то злая бессонница,

Голова в пепелище седин.

Где ты носишься, юная модница?

Я прижаться желаю к груди.

Человек, он как выдра болотная,

Постареет, но тянет к воде.

В этом мире любовь тонко соткана,

В день страданий нельзя богатеть.

Слушай, милая, хрупкая бестия,

Подожди, вновь спешу за тобой,

Не могу, не сидится на месте мне…

За такою помчится любой.

Четвёртое, май, 2019 год

Анапест, размер/слоги 11-9-11-9

Царевна

Там, где в пойме реки оседают туманы,

Где огонь спело-пьяной калины горит,

Мхи болот открывают грибные карманы,

Я стоял и смотрел, как летят журавли.

Рыкнет старый кабан из порубленных просек,

Упадёт под сапог рыжей осени лист,

Рыба глаз в глубину пряных вод дивно бросит,

Тишь кустов сокрушит птичий гомон и твист.

Это Родина тянет свой шарм на сближенье,

Раскрывая соцветья благой доброты́,

Чтоб остались в душе свет любви, уваженье,

Пару строк на листе непомерно простых.