Читать книгу - "История карфагенян - Вернер Хусс"

Через некоторое время (точная хронологическая последовательность событий неизвестна) Гистон на корабле прибыл в Тунет. На борту у него были деньги, которые, казалось, должны были гарантировать решение всех возникших проблем. Он выплатил весь долг, который было должно государство, но отсрочил выплату компенсации за лошадей и хлеб. Очевидно, он полагал, что по этим вопросам с наемниками еще можно договориться. Кампанский раб-перебежчик Спендий и ливиец Матос использовали это как повод, чтобы натравить солдат на карфагенян. Матос особенно боялся, что после ухода других наемников карфагеняне устроят жестокое судилище над ливийскими наемниками, чтобы стабилизировать свое господство в Ливии. Зачинщикам быстро удалось увлечь за собой большую часть наемников. Террор, который оба сумели установить наконец столь распространился, что офицеры и простые солдаты, которые осмеливались открыть рот в дискуссии, побивались камнями. Полибий сообщает, что единственное слово, которое наемники понимали, было «бей». Следующим шагом стал отказ наемников от своих бывших предводителей и избрание полководцами Матоса и Спендия.

В самом деле, Гисгон попытался вбить клин между ливийскими и остальными наемниками, поскольку только первым еще не было выплачено возмещение содержания. Когда же ливийцы пожаловались на это Гисгону, тот подлил масло в огонь страстей, сказав, что они должны получить деньги у своего «полководца» Матоса. В ответ на это взбунтовавшиеся наемники разграбили багаж карфагенян, захватили найденные там деньги, арестовали Гисгона и его спутников и поклялись вести войну против Карфагена. Разрыв стал неизбежным.

Ни Ганнон, ни Гисгон, кажется, не сознавали серьезности ситуации.

Обе стороны теперь должны были предпринять все попытки усилиться, чтобы иметь возможность вести войну за само свое существование.

Матос ясно понимал, что его планы будет легче реализовать, если он сумеет превратить мятеж наемников в народную войну. Поэтому он разослал своих посланников в города Ливии (Эмпории, кажется, не подпадали под это определение), чтобы призвать жителей этих городов к общей борьбе за свободу. Только лозунг свободы был возможен в таких обстоятельствах, ибо значительная часть Ливии чувствовала себя эксплуатируемой Карфагеном. Поразительно то, что посланцы Матоса прибыли среди других городов не только в ливо-финикийский город Гиппон Акру, но даже в финикийский город Утику. Очевидно, были основания надеяться, что попытка вовлечь эти города в антикарфагенский фронт не была обречена на полный провал. Последующие события показали, что такое предположение не было абсурдным. В стране широко распространились антикарфагенские настроения особенно потому, что во время последней войны карфагеняне опирались преимущественно на ресурсы Ливии. Они не только удвоили налог с городов, но и требовали половину урожая с полей. К тому же тогдашние полководцы Ливии, и среди них Ганнон, действовали неуступчиво и неумолимо. «Поэтому мужчины нуждались не в подстрекательстве к отходу, а только к вести о нем» (Полибий). Ливийские женщины связывали себя клятвами ничего не скрывать из своего имущества и пожертвовать украшениями ради военной казны Матоса. Почти все ливийские общины приняли участие в восстании и направили войска и припасы в лагерь Матоса.

Чем успешнее казались перспективы ливийцев, тем безнадежнее выглядело положение Карфагена. Длительная война с Римом исчерпала силы Карфагена, сухопутные войска, на которые до сих пор опиралась боевая сила города, находились во вражеском лагере, морские силы были разгромлены у Эгатских островов; на помощь друзей или союзников было мало надежды. Финансовые возможности большей частью были исчерпаны; на поступления из Ливии рассчитывать больше было нельзя. Предметы вооружения были в ограниченном количестве; число готовых к бою военных кораблей было относительно невелико. Тень надежд давали только стены Карфагена, превосходство на море и вероятность того, что не все «союзники» и подданные в Африке, Испании и Сардинии отпадут от метрополии.

Надежды Карфагена возросли, когда ни Утика, к которой подошел Спендий, ни Гиппон Акра, осажденная Матосом, не открыли наемникам ворота. Полководцем был назначен Ганнон. Официально его выбор был обоснован успехами, которых он добился во время Римской войны (тогда ему удалось взять Гекатомпилы), но в действительности этот выбор стал результатом пропаганды антибаркидской коалиции[60]. Ганнон энергично взялся за дело. Он составил из боеспособных граждан города пехотные и кавалерийские части и позаботился о ремонте еще сохранившихся триер, пятидесятивесельных кораблей и больших лодок.

По финансовым и политическим причинам одной из самых тяжелых проблем стала вербовка новых наемников. Можно предположить, что и на этот раз карфагеняне обратились к традиционным регионам вербовки — Испании, Галлии и Лигурии. Но если к этому времени римско-карфагенские скандалы, о которых мы еще будем говорить, завершились, то карфагеняне стали вербовать наемников также в областях римского господства, прежде всего на Сицилии. Это стало возможным, потому что римляне, по достоверным сообщениям Ап-пиана и Зонары, на время Ливийской войны прекратили действие соответствующих параграфов Лутациева договора. Ничто лучше, чем это, нс показывает, в каком тяжелом положении находился Карфаген.

Если верить сообщению Аппиана, то карфагеняне даже предложили римлянам заключить союзный договор. Все же это сообщение вызывает большие сомнения. Вероятно, наоборот, римляне направили в Африку посольство, которое должно было выступить посредником между ливийцами и карфагенянами. Однако ливийцы отказались от всякого посредничества, но предложили подчиниться римской власти. Теперь римляне не приняли предложение. Без всяких результатов посольство возвратилось в Рим.

Поскольку ливийцы, а их было приблизительно 70 тысяч человек, не только осадили два важнейших портовых города Утику и Гиппон Акру, но и удерживали свой лагерь около Тунета и поэтому контролировали Карфагенский перешеек, то Карфаген был отрезан от ливийского хинтерланда. Порой враждебные стычки происходили перед самими стенами Карфагена, дабы запугать жителей города.

Предположительно в следующем году (240 г.) Ганнон с относительно сильной армией и ста слонами отплыл к Утике. Хотя он сначала, используя слонов, одержал недвусмысленную победу над осаждающими, которые отступили к Джебель Менцель Рул, затем при неожиданной контратаке наемников понес значительные потери. Через несколько дней около города Горзы он не использовал явные шансы на победу.

Даже если упущения Ганнона изображались весьма преувеличенно баркидской «партией», эти обвинения были благоприятно приняты большинством карфагенян. Особенно «масса» (Полибий) ждала быстрого и однозначного успеха от человека, который все еще был окружен нимбом непобедимости, — от Гамилькара Молнии. Гамилькар вышел из резерва, в котором он в последнее время находился не добровольно, а вынужденно, и принял избрание полководцем. Однако и Ганнон не был лишен должности полководца Ливии.

Возможно, «Молния» вмешался в военные события уже только весной 239 г. В пользу этого предположения говорит тот факт, что он сначала навербовал новых наемников и поймал и натренировал 70 слонов. Все это требовало значительного времени. Когда Гамилькар покинул Карфаген, в его распоряжении имелось приблизительно 10