Читать книгу - "Стратегия Московской Руси. Как политическая культура XIII–XV веков повлияла на будущее России - Тимофей Вячеславович Бордачев"

татарскими кочевьями северного Причерноморья. Оказавшись здесь, он, кроме всего прочего, не знаком с особенностями внутриполитической жизни, как это было свойственно Кириллу, но ищет возможности достойно исполнять порученное ему патриархом служение во благо единства порученной ему Русской митрополии.

Стремящийся способствовать благу Церкви и просто выжить физически, Максим покидает разоренный Киев и скитается по русской земле со своим немногочисленным окружением, подвергаясь постоянному риску быть убитым одним из разбойничьих ордынских отрядов. Историки спорят о том, насколько достаточной защитой мог быть «ярлык», полученный им от ордынского хана, в те неспокойные времена. А вокруг дорог, по которым он совершает свое путешествие в сторону северо-восточных земель-княжений, лежат кости русских людей, погибших во времена нашествия Батыя и постоянно погибающих с той поры. Но именно митрополиту Максиму будет, в результате стечения обстоятельств, принадлежать одно из самых важных решений в политической истории Русской православной церкви – формальный перенос резиденции из Киева в северный холодный Владимир. Этот поступок стал, как отмечает Ю. В. Кривошеев, «первым шагом к распаду единства Русской митрополии»[320] и, одновременно, объединению на одной географической почве нового политического центра русских земель и основного очага ее духовной жизни. Завершить этот процесс уже после смерти Максима (1305) было предназначено его преемнику – митрополиту Петру, приступившему к исполнению своих обязанностей в 1308 г.

В это время глава Церкви уже в полной мере является важным участником внутриполитических отношений между русскими землями. Его поддержкой стремятся заручиться отдельные княжения, вступившие между собой в борьбу за лидерство на руинах Древней Руси. Как и митрополит Кирилл за несколько десятилетий до этого, Петр был ставленником галицкого князя, сейчас это был уже Юрий Львович (1262–1316) – внук Даниила Романовича и, возможно, тесть московского князя Даниила Александровича[321]. Одновременно тверской князь Михаил, получавший ранее поддержку со стороны митрополита Максима, также делает попытку добиться поставления на Русь своего протеже – епископа Геронтия. Эта попытка оказывается безрезультатной в Константинополе. Но в ответ, как считают историки, Тверь инициирует против Петра обвинения в продаже церковных должностей – серьезные настолько, что потребовали от патриарха направить на Русь специальных посланников. В ходе дебатов, происходивших в рамках собранного в 1311 г. Собора в Переяславле, все обвинения против Петра были сняты. В этом, по мнению целой плеяды авторов, значительную роль сыграла поддержка нового главы русской митрополии со стороны светских лиц во главе с московскими князьями – сыновьями Даниила Александровича.

Результат обвинений был ровно противоположный по сравнению с тем, на что могли бы рассчитывать тверские или галицкие князья: новый энергичный митрополит становится фактически союзником московских князей и, одновременно, объектом неприязни со стороны их противников в Твери. Активная деятельность Петра в последующие годы направлена на сплочение Русской церкви и осуществляется под покровительством сначала Юрия Даниловича, а затем его брата Ивана Калиты. А поскольку великокняжеский престол во Владимире принадлежал тверскому князю, то находиться там митрополиту было некомфортно. И он, естественным образом, все больше времени проводил в Москве, которая, по мнению Н. М. Карамзина, еще и нравилась ему за «красивое местоположение». На протяжении последующих полутора десятилетий основной заботой митрополита является управление церковной жизнью, центр которой при Петре окончательно смещается в земли Северо-Востока. Именно туда стекается значительное количество паствы, возникают новые монастыри, иноки которых размышляют о причинах бедственного положения, постигшего русскую землю, и ведут проповедническую работу среди населения. Династические устремления московских князей и бурно развивающаяся городская община Москвы становятся источником влияния митрополитов, все более опирающихся на этот новый внутриполитический центр.

Церковь, в свою очередь, продолжает сохранять дистанцию со светской властью – при митрополите Петре мы еще не можем говорить о том, что союз с Москвой оформился как политическая реальность. Скорее эти отношения становятся сложно настроенным двигателем объединения русских земель, в котором каждый из основных участников – московский княжеский дом, городская община и Церковь – реализуют собственные задачи. Однако в совокупности сила тянется к силе и эвентуальное соединение наиболее могущественных общественных и политических институтов ложится в основу формирования «вооруженной Великороссии». Это, кроме всего прочего, создает условия для более энергичной интеграции религиозно-философских идей в общество, получающее основы стройной идеологии новой русской государственности.

В конце 1325 г. митрополит Петр скончался. Однако его уходу в мир иной предшествовало еще одно важное событие, имеющее непосредственное политическое значение. В принципе, можно предположить, что именно решение Петра быть погребенным в Москве стало самым большим достижением правления великого князя Ивана Даниловича Калиты в деле воссоединения русских земель. По крайней мере, историки спорят о том, насколько серьезными стали его непосредственные политические достижения в том, что касается присоединения к Москве новых территорий или улучшения ее экономических позиций на фоне других земель-княжений[322]. Но бесспорным является то, что строительство при нем первого Успенского собора (1326–1327) стало символическим событием, претендующим на то, что именно в Москве будет находиться новый центр Православия. Получив такой идеологический ресурс, этот новый центр русской политической жизни устанавливал преемственность от предыдущих очагов Православия в Киеве и Владимире. Не случайно историк отмечает, что «именно от древней Клязьминской столицы унаследовала Москва свое значение церковного центра»[323]. С момента окончательного упокоения митрополита Петра на московской земле она все ближе и ближе к тому, чтобы обрести статус общерусской духовной столицы.

Отметим, что, по мнению историков, князь Иван Данилович, возможно, уговорил Петра выбрать Москву местом своего погребения, понимая всю политическую значимость такого решения в долгосрочной перспективе. И хотя формального перенесения кафедры не было, но Петр выбором места своей могилы «морально воздействовал на преемников. Последующие митрополиты совсем не обязательно должны были следовать его примеру, однако случилось именно так, на что и делался расчет»[324]. Иловайский отмечает при этом, что «последнее пребывание и погребение в Москве митрополита Петра хотя в значительной степени подвинуло в его пользу вопрос о перенесении митрополии, однако окончательное решение зависело от его преемника»[325]. Однако, как подтвердили последующие события, преемники Петра уже уверенно выбирали местом своего постоянного пребывания Москву, подтверждая тем самым ее новый статус пока неформального центра объединения Русских земель.

Совпадение устремлений Церкви и Москвы подтвердилось решением следующего митрополита – направленного на Русь константинопольским патриархом грека Феогниста. Он теоретически мог избрать местом своего пребывания Владимир – для этого не было никаких формальных препятствий. Однако к моменту его прибытия на Русь политическая роль Твери уже была подорвана в результате восстания 1327 г. и последовавшего за ним разорения со стороны объединенных сил Москвы и Орды. А Иван Калита, в свою очередь, вел в Москве активное церковное строительство,