Читать книгу - "История твоего «Я». Вся правда о deepfake - Андрей Владимирович Курпатов"

– физического мира, который мы даже не можем толком вообразить, и мира интеллектуальной функции, который не существует сам по себе и не принадлежит нам (всё, что мы имеем, – это лишь наша индивидуальная переинтерпретация общего МИФа, о существовании которой, впрочем, не знает никто, кроме нас самих).

Но кто мы сами в этом уравнении, если только в нём мы и возникаем как какой-то странный эффект?

Понимаю, что это может звучать (и звучит) сложно, но если вдуматься в то, к чему мы пришли в результате анализа «истории нашего я», где сомнительно каждое слово («история», «нашего/твоего», «я»), то станет понятно, что наше действительное бытие никоим образом не может быть выражено. Проще говоря, о нём нельзя что-либо сказать.

И тут сразу же вспоминается Людвиг Витгенштейн с его седьмым пунктом «Логико-философского трактата»: «О чём невозможно говорить, о том следует молчать»[135]. Причём нельзя с ним не согласиться. Но мне никогда не удавалось следовать этой максиме, мой способ рассказывания – это рассказывание вокруг, как бы вкруг того, что я пытаюсь высказать, чтобы разделить это с другими.

Понятно, что я не единственный в таком роде. Само слово «экзистенция», которое вроде бы значит в переводе с латыни «существование», – это слово сложносоставное, понять его можно только изнутри этой его конструкции:

• приставка ex – означает «из», «от»;

• далее идёт действие в страдательном (пассивном) залоге – sistere, что значит «ставить, помещать, возводить»;

• наконец, действие, по существу, в действительном (активном) залоге – stō, что значит «стою».

У разных мыслителей вы, разумеется, найдёте множество интерпретаций этой сложной языковой конструкции – от «бытия в подлинности» до «предстояния перед бытием» или «несовпадения с самим собой». Но важно не это, важно, что речь всегда идёт об отношении – то есть о странном эффекте, которое есть мы, но которое невозможно схватить, определить, понять.

Потому, с другой стороны, всё, что мы пытаемся понять, определить, схватить – уже не будет нами. Поэтому, конечно, все выделенные нами «я» иллюзорны. «Физическое я» (и «онтологическое я»), «социальное я» и «сознательное я» не существуют сами по себе, а являются лишь вложенными друг в друга модусами-атрибутами[136].

По сути, я просто предлагаю методологический ход, который позволяет нам увидеть эту вложенную в саму себя матрёшку. И важно это для определённой цели, которую, я надеюсь, мы сможем сейчас прояснить…

Кто включил свет?

В начале сотворил Бог небо и землю.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною,

и Дух Божий носился над водою.

И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

КНИГА БЫТИЯ

Если наше «я» – такая бессмысленная штука, то как и почему оно вообще в нас появилась? И главное, зачем мы так, буквально истерически, за неё держимся?

• С одной стороны, просто чтобы хоть как-то совладать с внутренним хаосом в бесчисленной череде «набросков» – то есть это способ системы упорядочиваться.

• С другой стороны, вспоминаем замечательного Эдварда Осборна Уилсона, любителя муравьёв и автора термина «эусоциальность»: нам важно, что о нас думают окружающие.

Так мы, например, скрываем свою личную жизнь, боясь, что нас не поймут и осудят. Мы страшимся «позора» и «унижения», крайне озабочены своим «реноме», своим «достоинством», «репутацией» и прочей чепухой. Мы не хотим, чтобы кто-то подозревал нас в «слабости», «непорядочности», «невежестве», «глупости». Мы всё время соревнуемся с другими за инстанцию «правоты»: «Ну я же говорил!», «Я тебя предупреждала!».

Да, кроме задач общей оптимизации внутреннего шума, у нашего «я» есть и важная социальная функция.

• Наконец, с третьей стороны, наше «я» помогло нам собрать мир, в котором мы живём, воедино. Поэтому наш нарратив о себе – это, конечно, пустая безделушка, но в то же время – центр организации нашего личного мирозданья.

Вы никогда не задумывались, что мы не помним себя до возраста трёх лет? Ну или плюс-минус три года, но это уже детали. Возможно, у вас есть какие-то очень «ранние переживания», но, боюсь, что это всё-таки пусть и весьма обаятельная, но иллюзия.

О том, что такие иллюзии памяти возможны, прекрасно показала в своих исследованиях блистательный психолог Элизабет Лофтус. По крайней мере, её теория «ложных воспоминаний» прекрасно это объясняет[137].

Так или иначе, наша так называемая автобиографическая память начинает формироваться с того момента, когда мы впервые сказали «я», имея в виду именно себя лично. А где мы с вами были до этого? Разумеется, нигде. Как, собственно, и после этого. Наше «я» – просто удобная фикция.

Так что проблема не в нём самом. Пусть будет, если с ним удобно. Действительная проблема в том, где это «я» квартирует. А располагается оно, как и все подобные конструкты нашей психики, в нашем индивидуальном МИФе – в мире интеллектуальной функции.

Наш МИФ – это множество тех самых деннетовских «набросков», «нарративов» и платоновских «эйдосов», «идей», «сущностей». И каждая такая сущность – это вовсе не просто какой-то «знак» (слово или образ), а предполагаемая, но отсутствующая в действительности сущность.

Нам, конечно, так не кажется: всё, что мы видим, воспринимаем, чувствуем, воспринимается нами как несомненная реальность.

Но всё это лишь наши «наброски», создаваемые нашим мозгом, которые обретают своё мифическое «тело» за счёт внесения в них гипотетических сущностей: «лошадности», «стольности», «справедливости», «добра», «стыда», «красоты», «милоты» и т. д. и т. п.

Потому весь наш личный МИФ (как и МИФ общий) не существует – он в каком-то смысле точно такая же «удобная фикция», как и наше «я». И неудивительно, ведь у нашего МИФа и нашего «я» одна природа, один и тот же общий код.

Но всё-таки о них – об этих двух удобных фикциях – мы говорим отдельно, потому что они таковы в нашем представлении: с одной стороны, мир, который мы, как нам кажется, наблюдаем (события, явления, обстоятельства, другие люди), а с другой стороны, мы сами – как отражение всего того, что, как нам кажется, составляет наш мир.

В своём «Психософическом трактате»[138], представляющем собой универсальную онтологическую структуру, я говорю о двух «схемах»:

• «схеме мира» – как моём восприятии существования мира,

• «схеме меня» – как моём присутствии в этом существовании.

Это разделение, конечно, техническое, а точнее – методологическое, ведь в «моей схеме мира» нет ничего, чтобы не отражалось в «моей схеме меня», поскольку «мир таков, каковы мои доминанты». Проще говоря, то, что определяет меня, определяет и мой мир, а мой мир определяет меня.

Чтобы что-то новое появилось (создалось) в