Читать книгу - "Империя порока. Блудницы, проститутки и содержанки в царской России - Ника Марш"

«А что, Лиля Юрьевна, разве даром лучше?»

На другом краю империи, во Владивостоке, на «Миллионке» и в Корейской слободе в XIX веке тоже активно работали публичные дома. Там трудилось множество японок и китаянок. Интересно, что на Дальнем Востоке бордели были обязаны платить по 4 рубля в месяц с каждой женщины. Поскольку домов разврата не становилось меньше, нетрудно сделать вывод – прибыли у владельцев были невероятные. Кстати, хозяева «бардаков» на собственные средства в 1882 году открыли в городе первое лечебное заведение для страдающих от венерических заболеваний.

«Китайскими кварталами» часто называли в Приамурье районы красных фонарей. Все потому, что трудились там преимущественно китаянки. Хозяевами тоже были китайцы, и нравы царили жестокие. 27 июня 1914 года благовещенская газета «Амурский листок» рассказывала о страшной участи девятнадцатилетней проститутки Юн-Хуа – ее замучили до смерти. Девушка трудилась в нелегальном борделе, в какой-то момент вспыхнул конфликт с хозяйкой… Официальная же версия смерти звучала как «отравление опиумом».

Беда была в том, что в том же Владивостоке имелось крайне мало развлечений. Даже театр возник в этих местах лишь в XX столетии. Тоска, откровенная скука, удаленность от центральных губерний России, невозможность как-то занять себя заставляли людей идти в публичные дома. А там их встречали экзотические девушки, согласные на все…

Японки, торговавшие собой во Владивостоке, прибывали по большей части из Нагасаки (я уже писала об этом выше). В 1909 году в городе насчитывались 230 проституток-сеги. Заведения японцев назывались «Касидза-сики-геся», и нанимались туда девушки от 16 до 24 лет. Они работали в комнатках, сдававшихся на час и больше (все зависело от пожеланий клиента). И вот что важно – некоторые ничего не получали за свой труд.

Дело в том, что бедняжек продавали в проститутки собственные родители. При оформлении сделки они получали сумму, которую потом «вычитали» из жалованья несчастной. Поскольку девушка была продана, то жаловаться ей было некому (а еще она работала в чужой стране!). Оставалось лишь терпеливо ждать, когда закончится время ее бесплатной занятости.

Все, на что могла рассчитывать девушка, – щедрость ее клиента. Он мог дать ей лично, сверху платы, от 50 копеек до 2–3 рублей. Но так делали далеко не все. Сеги, попавшие в публичный дом через продажу, мечтали освободиться от рабской зависимости. Перейти в вольные работницы, не зависеть от хозяина борделя. И в некоторых случаях им удавалось – полностью расплатившись за контракт, женщина начинала работать на себя.

Держали заведения на улицах Алеутской, Пекинской, Китайской и Комаровской. Большой популярностью пользовались «Боярские номера» и кабаре «Кантоки», где можно было выпить и понаблюдать за танцами гейш. Но если кто-то хотел сэкономить, то шел в японскую прачечную. Женщины получали там гроши, работали тяжело и очень подолгу, поэтому легко соглашались продать свои прелести. Иные хорошенькие прачки с обеда начинали высматривать, не идет ли потенциальный покупатель. Конечно, это было нелегально и существовал риск попасться, но на него соглашались и продавец, и потребитель живого товара.

Традиции японцев вступали в противоречие с российскими законами – как мы помним, владелицами борделей должны были быть женщины. Поэтому японцы, желавшие открыть дом терпимости на Дальнем Востоке, оформляли документы на близких родственниц, чаще жен или матерей.

…А в 1917 году история публичных домов Владивостока завершилась. Всем заведениям было предписано закрыться. Не сделали исключений и для тех, что содержали иностранцы. На московском съезде врачей, посвященном борьбе с венерическими заболеваниями, который состоялся в 1917 году, говорили о том, что важны не столько запретительные меры, сколько «работа с молодежью». И повышение уровня жизни, конечно же.

В Казани, как мы уже говорили ранее, тоже имелся свой квартал «бардаков»: в районе улицы Пески. После революции месту дали другое имя, улица Дегтярная, или «Дегтярка» для обывателей (поскольку здесь варили деготь). Для властей и обычных горожан Пески стали настоящей головной болью, поскольку именно там множились очаги разврата – одни существовали тайно, под видом обычных кабаков или гостиниц, другие – явно. География квартала в конце XIX – начале XX века выглядела иначе, чем сейчас, поэтому можно сказать, что часть заведений располагались и на нынешней улице Артема Айдинова. А вот до революции это была улица Поперечно-Георгиевская[117] и даже Кабанная…

Каждый знал, что за продажной любовью можно явиться в дом Масарской или Махиной, Меселевич или Петровой, Раковской или Бессмертных. Место было грязным, неказистым, а еще регулярно страдало от подтоплений. Настоящая изнанка жизни – дурно пахнущая, сырая. И все же бордели просуществовали тут достаточно долго, пока частью не закрылись, а частью не переехали на улицу Архангельскую.

В 50-е годы XIX века в Казани насчитали 11 борделей, а вот тремя десятками лет позже – ровно в 2 раза больше. И все они преимущественно стояли на Песках. Интересно, что некоторые «мадам» владели сразу несколькими публичными домами – у Масарской и Ладановой было в собственности по два. По сути, они представляли собой объединенные квартиры, взятые в долгосрочную аренду. Соответственно, и девушек там трудилось немного: редко бывало, чтобы хозяйки держали больше десяти. Обычное число казанских проституток в одном бардаке – 2–3 в самом скромном заведении или 7–8 в борделе покрупнее. Кадры постоянно менялись – кто-то выбывал по болезни, кто-то спивался и умирал, редкие счастливицы выходили замуж.

Интересно, что казанские владелицы борделей были заметно моложе установленного минимально допустимого возраста для такого рода занятий. Самой юной, согласно архивным данным, исполнилось 23 года, когда она стала распоряжаться в притоне. Несколько «мадам» держали заведения в возрасте 26–29 лет, но встречались и сорокалетние владелицы (интересно, что в белорусском Гродно ситуация была обратной – там частенько публичными домами заведовали женщины в возрасте, и самая старая хозяйка борделя, Рейза Глаз, держала заведение в Подгорном переулке в 72 года). Мещанки, крестьянки, жены отставных офицеров открывали дело и довольно скоро получали хорошую прибыль. Судя по всему, в 1880-е их не так уж строго проверяли: соответствует ли дом всем необходимым требованиям? Например, известно, что жители квартала возмущались из-за близости борделей к учебному заведению. Да и возраст хозяек говорит сам за себя! А вот в начале XX века ситуация поменялась в корне: крестьянка Юсупова из деревни Карашурмы не смогла получить разрешение на открытие публичного дома, потому что ей на тот момент было меньше 35 лет! К слову, Юсупова не имела ничего общего со знаменитой княжеской фамилией – это всего лишь совпадение.

Существовало в Казани еще одно популярное место для проведения «интимного досуга» – Мокрые улицы. Так называли улицы в Мокрой слободе, тогдашней фактической окраине города. Они находились в настолько низком месте, что паводок ежегодно не обходил их стороной. Разумеется, там частенько вспыхивали эпидемии (например, малярии) и селились только те, кто не мог позволить себе более пристойного и «сухого» жилья. Первая Мокрая, Вторая Мокрая, Поперечная Мокрая, успенская и Триумфальная, а также еще небольшой отрезок городской территории составляли пространство Мокрой слободы. Впрочем, коренные обитатели Казани иногда называли «мокрыми» и другие участки города, так что точных границ района нам, пожалуй, сейчас и не очертить.

В том месте редко можно было встретить зажиточного купца или дворянина. Обитатели Мокрой состояли преимущественно из переехавших крестьян, мещан или рабочих. Злачное место, нищее, с часто полуразрушенными домами, трущобами, копеечными ночлежками… В Мокрой проститутки обслуживали самый незамысловатый люд, там же вольготно себя чувствовали «работники ножа и топора, романтики с большой дороги». А окажетесь сейчас в Казани, посмотрите на Забулачье – район, который теперь находится на месте Мокрых улиц – вы не узнаете квартал. Он полностью поменял облик, а паводок ему уже не страшен после строительства Куйбышевского гидроузла.

Ничто не напоминает о былом и в Томске, близ реки Ушайки. В XIX веке там располагались «кварталы желтых фонарей» (не красных, это местная особенность!). Занятно: Томск мог бы стать столицей российской проституции. Ведь именно туда, как мы помним, из центральных губерний высылали женщин с пониженной социальной ответственностью… Однако по числу работниц постельной отрасли город никогда не выбивался в лидеры. Дома терпимости там