Читать книгу - "Наполеон: биография - Эндрю Робертс"

«Я остро чувствую ваше горе, – заверил он вдову Брюйе в сердечном письме. – Мгновение, разделяющее нас с предметом нашей любви, ужасно; оно отрывает нас от земли; оно насылает на наше тело конвульсии агонии. Свойства души разрушаются: она остается связанной с внешним миром лишь через ощущение искажающего реальность кошмара»{584}. Миновал всего месяц после того, как он узнал о неверности Жозефины, и можно представить, что он вспоминал ее тогда. Рапорт, отправленный Директории, прозаичнее, причем Наполеон привычно исказил потери: погибло «незначительное» число французов, 800 ранено. В действительности погибло 2000, было ранено 1100 (потери англичан: 218 убитых и 678 раненых){585}.

«Похоже, вам нравится эта страна, – заявил Наполеон офицерам своего штаба за завтраком 15 августа, наутро после получения новостей, – и это очень хорошо, ведь флота, который вернул бы нас в Европу, больше нет»{586}. Теперь, когда армия оказалась отрезанной от Франции, абукирская катастрофа поставила Наполеона, кроме всего прочего, перед проблемой нехватки наличных денег: взятая у мальтийцев «контрибуция» (около 60 млн франков) утонула вместе с «L’Orient». Впрочем, он отказался признать «эту неудачу» намеком на то, что фортуна от него отвернулась. «Она еще не оставила нас, это далеко не так, – заверил он Директорию. – Всю эту кампанию она благоволила нам больше, чем когда-либо прежде»{587}. Наполеон даже сказал Клеберу, что катастрофа может принести пользу, ведь англичане вынудили его задуматься о походе в Индию: «Возможно, они заставят нас сделать вещи более великие, чем мы предполагали»{588}.

Притом что Наполеон делал все, что мог, для завоевания симпатий местного населения, он дал понять, что неповиновения не потерпит. 1 августа Наполеон в письме Бертье (одном из восьми в тот день) потребовал примерно наказать мятежный Даманхур, в том числе обезглавить пятерых виднейших горожан (и по крайней мере один из них должен быть правоведом). Но наказанию, как правило, сопутствовало поощрение.

Когда Наполеон узнал, что имамы Каира, Розетты и других городов не намерены в этом году праздновать день рождения пророка Мухаммеда – якобы из-за безденежья и политической нестабильности, но на самом деле чтобы показать правоверным, будто (по словам Виван-Денона) французы «препятствуют совершению одного из самых священных обрядов их культа», – он настоял, чтобы все оплатила армия, пусть и из своей пустеющей казны{589}. Торжества начались 20 августа и продолжались три дня. Город был иллюминован цветными фонариками на шестах. Устраивались процессии к мечетям, представления с дрессированными медведями и обезьянами. Звучала музыка, декламировались стихи. Фокусники заставляли исчезать живых змей. Демонстрировались красочные изображения могилы пророка в Медине. Откровенность танцев, исполненных танцорами-мужчинами, привела в замешательство даже Виван-Денона – автора эротического романа. В день рождения пророка французская артиллерия салютовала, для толпы играли полковые оркестры, а офицеры [штаба] нанесли визит Саиду Халилю аль-Бакри, которого Наполеон решил объявить старшим из потомков Мухаммеда. На празднике – по этому случаю французам позволили пить вино – сто священнослужителей объявили Наполеона под именем Али-Бонапарт зятем пророка. Египтяне подшучивали над ним, он – над египтянами. Французский офицер вспоминал: «Солдаты вели себя сдержанно; возвратившись в казармы, они потешались над этой комедией»{590}.

В последний день торжеств Наполеон учредил Египетский институт (Institut d’Égypte). Пост президента получил Монж, а сам Бонапарт стал вице-президентом. Бывший дворец Касим-бея в пригороде Каира оказался достаточно просторен, чтобы вместить институтскую библиотеку, лаборатории, девять мастерских, собрание древностей и зверинец. В помещении гарема теперь проходили математические семинары. Заведующим мастерскими назначили начальника воздухоплавательного подразделения Никола Конта, с поручением изготовлять, кроме прочего, запасные части для ветряных мельниц, часов и печатного станка. После побед Дезе в Верхнем Египте предназначенные для Лувра памятники и ценности повезли в Каир, Розетту и Александрию, чтобы отправить их во Францию, как только прибудут корабли.

Институт был разделен на четыре секции: математическую, политической экономии, физическую, литературы и искусств. Совместные заседания устраивались каждые пять дней. На церемонии открытия [23 августа] Наполеон предложил к рассмотрению сугубо практические вопросы: «Могут ли быть улучшены употребляемые при армии хлебопекарные печи в смысле расхода топлива и каким образом; есть ли в Египте способы заменить чем-нибудь хмель при пивоварении; какие применяются способы для очистки и освежения нильской воды; что выгоднее при имеющем место положении дел в Каире: построить ветряную или водяную мельницу; имеются ли в Египте средства для выделки пороха и какие именно; каково состояние в Египте юриспруденции, порядка гражданского и уголовного судопроизводства и народного образования»[65]. Наполеон, кроме того, настаивал, чтобы ученые, издававшие журнал La Décade Égyptienne, разъясняли египтянам достоинства колесной тачки и ручной пилы. Впрочем, занятия и дискуссии ученых не были целиком связаны с торговлей и колонизацией: изучение египетской флоры и фауны, древностей, минералов и миражей имело невысокую практическую ценность.

С помощью науки и разума, орудий Просвещения, Наполеон пытался расположить к себе египтян. Он даже предложил построить обсерваторию{591}. Французы вовсю пытались поразить египтян демонстрацией возможностей печатного станка, медицинских инструментов, оптических приборов, часов, электричества, воздушных шаров, другими современными чудесами, и ал-Джабарти охотно признавал, что они «смущают ум», но ничто из перечисленного, похоже, не помогло им в политическом отношении. (Когда Бертолле показывал в институте химический опыт, один шейх [аль-Бакри] поинтересовался, может ли француз устроить так, чтобы тот оказался одновременно в Египте и в Марокко. Бертолле лишь пожал плечами, и шейх заключил: «А если так, то никакой ты не волшебник»{592}.)

В день открытия института Наполеон написал Талейрану (ему, по мнению Наполеона, должно было польстить поручение ехать в Стамбул), что вскоре Египет сможет экспортировать в Турцию рис и защищать паломников по пути в Мекку[66]. В тот же самый день он отправил в Палестину полковника Жозефа Бовуазона, старшего офицера своего штаба, с заданием начать переговоры с Ахмедом Джеззар-пашой, восставшим против турок хозяином Акры и врагом мамлюков. Джеззар-паша, по прозвищу Мясник, обожал калечить и расчленять людей, а также изобретал жуткие пытки, например прибивал к ногам жертв лошадиные подковы, заживо хоронил христиан и сдирал с проворовавшихся чиновников кожу перед тем, как их зарубить{593}. Он, казнивший семь своих жен, любил вырезать из бумаги цветы и дарить их гостям. Теперь, когда Ибрагим-бея с его мамлюками изгнали из Египта в Газу, Наполеон рассчитывал совместно с Джеззар-пашой покончить с ним. Правитель Акры отказался принять французского посланника (Бовуазону повезло: иногда Джеззар-паша отрубал голову гонцам) и заключил мир с турками.

Наполеон собирался, окончательно подчинив Египет, вернуться во Францию, но 8 сентября написал Директории (как и всю остальную его корреспонденцию, это письмо пришлось доставить в Париж так, чтобы в Средиземном море оно не попало в руки англичан): «Вероятно, в октябре я не смогу вернуться в Париж, как обещал, но задержка составит всего несколько месяцев. Здесь все в порядке; страна усмирена и привыкает к нам. Остальное, конечно, дело времени»{594}. Здесь он снова вводит Директорию в заблуждение: страна определенно не «привыкала» к новым правителям. В большей части его переписки речь идет о взятии заложников, обезглавливании и сожжении деревень – о том, к чему французы прибегали для того, чтобы упрочить свое положение[67]. Наполеон, однако, был доволен тем, как его солдаты были одеты и сколько денег получали, и в письме Баррасу утверждал, что все, чего недостает, – это театральной труппы для увеселения войск{595}.

20 октября Наполеон узнал, что турки собирают в Сирии армию, чтобы напасть на Египет. Необходимо было выступить против нее, но накануне с минаретов по всему Каиру раздался призыв к восстанию против французов, и к утру почти весь город был охвачен мятежом. Каирского коменданта генерала Доминика-Мартена Дюпюи закололи копьем на улице. Сулковский погиб вместе с пятнадцатью телохранителями Наполеона, их тела были брошены собакам{596}. (Из восьми отправившихся в Египет адъютантов Наполеона