Читать книгу - "Правосудие в современной России. Том 2 - Екатерина Владимировна Михайлова"

пригодных к использованию в судебном заседании доказательств, наделены правами принятия правоприменительных решений, располагают иными требуемыми для осуществления следственных функций полномочиями. С другой стороны, дознание, связанное с уголовным преследованием ряда специальных субъектов (военнослужащих, сотрудников правоохранительных органов и обладающих особым правовым статусом так называемых VIP-субъектов уголовного процесса) либо по уголовным делам о преступлениях, совершенных в отношении этих лиц, вообще предписывается проводить не дознавателям, а следователям Следственного комитета Российской Федерации (п. 7 ч. 3 ст. 151 УПК РФ). А ранее, полномочиями по производству дознания были наделены и следователи некогда существовавших органов по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ.

В любом случае ясно одно: обнаружить в действующем уголовно-процессуальном законе явные «следы» подлинной автономности дознания как полноценной формы предварительного расследования, усмотреть какие-либо нормативные намеки на его особую роль и обособленный характер в общем механизме досудебного производства представляется достаточно сложным! Законодатель просто перестал уделять указанным нюансам должное внимание, фактически оставил их «на произвол судьбы».

Так, может быть, в сложившихся обстоятельствах вообще стоит отказаться от пока еще декларируемой дифференциации форм предварительного расследования? Возможно, наконец, настало время, посмотрев правде в глаза, начать признавать дознание не столько каким-то самостоятельным порядком досудебного производства, сколько упрощенной вариацией предварительного следствия? Может быть, сущность дознания действительно сводится не более чем к набору незначительных процедурных особенностей, лишающих его права претендовать на статус полноценной формы предварительного расследования?

Нет. Это далеко не так! Взгляды на дознание как упрощенную вариацию предварительного следствия представляются не имеющими никакой доктринальной основы и базирующимися исключительно на не вполне удачных, иногда просто непродуманных положениях Уголовно-процессуального кодекса РФ. Причем, по всей вероятности, такие положения не в последнюю очередь стали результатом недостаточно четкого понимания самим «коллективным законодателем» (читай, участвующими в разработке проекта Кодекса специалистами) смысла и характера дознавательской (т. е., по сути, полицейской) деятельности и ее концептуальных отличий от предполагающей принципиально иную парадигму работы следственной деятельности.

Правда основные причины наблюдаемых в настоящее время законодательных шероховатостей все-таки заключаются далеко не в этом. Они кроются в рассмотренных выше тенденциях развития национальной системы досудебной уголовной юстиции за последние 100 лет, состоящих в инкрементальной процессуализации дознания и его постепенном превращении в полноценное направление процессуальной деятельности. И если прежде, до Октябрьской революции под дознанием понималась совокупность непроцессуальных мероприятий полицейского типа, предполагающих раскрытие преступлений, установление и задержание подозреваемых, сохранение следов произошедшего, розыск обвиняемых и т. п., то к концу XX столетия в национальной доктрине и законодательстве прочно укоренились подходы, отожествляющие такую деятельность с альтернативной предварительному следствию формой расследования уголовных дел.

Вместе с тем указанные факторы так и не смоли повлиять на окончательное выхолащивание сущностных отличий между дознанием и предварительным следствием, в частности: оказались неспособны полностью уничтожить исконный смысл дознавательской деятельности как особого направления работы правоохранительных органов. Они лишь привели к устранению, а точнее, к постепенному сглаживанию сугубо внешних, формальных, т. е. достаточно заметных и наиболее предрасположенных к поверхностному восприятию деталей, присущих данным формам предварительного расследования. Тогда как подлинно сущностные различия дознания и предварительного следствия были настолько глубоко закопаны в процессуальную почву, настолько надежно спрятаны в процессуальной материи, что их надлежащее распознание оказалось не под силу даже самому «коллективному законодателю». Но они все же имеются и напрямую связаны с разницей в механизмах реализации функций «полиции» и «юстиции», т. е. в классических парадигмах работы органов исполнительной власти полицейского типа и судебно-следственных чиновников (судебных следователей, следственных судей и т. п.).

Ведь, несмотря на достаточно самобытный характер современного российского предварительного следствия, ему все еще остаются присущи исконные судебно-следственные корни — оно во-многом продолжает базироваться на классической парадигме судебно-следственной деятельности, предполагающей гораздо бо́льшую полноту, всесторонность и объективность познания имеющих значение для уголовного дела обстоятельств. В отличие от дознания предварительное следствие основано на полноценно-исчерпывающей когниции всех аспектов и нюансов случившегося, доскональном выяснении мельчайших подробностей события преступления, других имеющих значение для правильного разрешения уголовного дела обстоятельств, детальном изучении личности обвиняемого, стремлении к пониманию причин его криминального поведения и движущих им мотивов, по крайней мере в том объеме, в котором это требуется для юридической оценки совершенного деяния.

В свою очередь, дознание, невзирая на инкрементальную процессуализацию, на столь серьезные преобразования доктринальных и законодательных подходов к его роли и предназначению в общем механизме досудебного производства, напротив, все еще сохраняет свои исконные полицейские корни. Несмотря на частичное выполнение современными органами дознания функций юстиции, их деятельность по-прежнему базируется на классической полицейской парадигме, предполагающей незамедлительное реагирование на поступивший «сигнал» и принятие безотлагательных мер, направленных на выявление и раскрытие преступления, на задержание подозреваемого, на предварительное выяснение обстоятельств случившегося, на сохранение предрасположенной к искажению либо утрате информации и т. д.

Конечно, наиболее отчетливо такая парадигма просматривается в части выполнения других свойственных органам дознания процессуальных функций — производства неотложных следственных действий и исполнения разовых поручений следователей (ст. 157 УПК РФ). Подобные превентивно-вспомогательные направления дознавательской деятельности имеют достаточно сильные сходства с классическими методами полицейской работы, в том числе с практикой полицейских чиновников дореволюционной России.

Однако для предусмотренных гл. 32–32.1 УПК РФ полнообъемных порядков предварительного расследования тоже характерны особенности, заставляющие вспомнить об их полицейском происхождении и обратить внимание на определенную степень их преемственности по отношению к условиям проведения полицией разборов различных правонарушений. В первую очередь, такие особенности присущи сокращенному дознанию, предполагающему возможность использования для обоснования обвинительного тезиса собираемых в полусвободной форме материалов проверки сообщения о преступлении. Но при большом желании некоторые подобные особенности можно усмотреть и в требованиях, предъявляемых к производству ординарного дознания.

Представляется, что, даже будучи достаточно сильно сближенным с предварительным следствием, осуществляясь в так называемом следственно-ориентированном режиме[279], ординарное дознание по-прежнему характеризуется чуть менее глубоким вниканием в детали происшедшего — данный посыл прямо вытекает из изначальной необремененности дознания процедурой привлечения в качестве обвиняемого. Именно данное, характерное для предварительного следствия условие и предопределяет гораздо более полное, всестороннее и объективное исследование имеющих значение для уголовного дела обстоятельств. Ведь выполнение предусмотренных гл. 23 УПК РФ процедурных требований позволяет обвиняемым (их защитникам) осознавать существо выдвинутых обвинений, давать предопределенные такими обвинениями показания, пояснения, заявлять ходатайства, т. е. быть «услышанными» еще на этапе расследования соответствующих уголовных дел. А это, в свою очередь, способствует, по крайней мере должно способствовать, уразумению следователями вытекающих из данных показаний, пояснений, ходатайств пробелов в предмете доказывания и противоречий в доказательственной базе. Тогда как дознавателям (за исключением случаев предусмотренных ч. 3 ст. 224 УПК РФ) фактически предписывается расследовать уголовные дела с как бы односторонним (не обвинительным, а именно односторонним!) уклоном, т. е. обходиться без подобных