Читать книгу - "На Харроу-Хилл - Джон Вердон"

говорил, что Харроу-Хилл испещрён сетью троп, которые он регулярно подстригает и держит в проходном состоянии. Один вход — прямо за его домом. Так что Тейт вполне мог подъехать таким маршрутом и не попасть ни под одну из камер на Приозёрном шоссе.

Словак почесал затылок:

— Но в ту ночь, когда он убил Кейн и Рассела, он ехал по Приозёрному шоссе. Почему не сейчас?

— Тогда его никто не искал. А сейчас он будет избегать шанса попасться патрулю.

— Сэр? — В дверях показалась Кира Барстоу. — Новости из лаборатории. Совпадение ДНК: кровь, которой сделана надпись на стене у Мэри Кейн, — кровь Линды Мейсон. Плюс в образце — микрочастицы полиуретана из тех самых маленьких кисточек, которыми писали.

— Оперативно, — отметил Морган.

Словак заёрзал:

— А что по следу протектора у коттеджа Кейн? Есть что-то?

— Скоро будет, — ответила Кира.

Морган поблагодарил. Она быстро улыбнулась Гурни и исчезла в коридоре.

— С кровью всё, как и ожидалось, — пожал плечами Словак.

Морган взглянул на Гурни:

— Мысли?

— Самое очевидное. Если Тейт подходил к дому по тропе с Харроу-Хилл, то и ушёл, вероятно, тем же путём — туда, где он скрывается. Стоит проверить камеры вне Приозёрного шоссе — на дорогах, ведущих к этой сети троп. И, учитывая, что Тейт и джип могут прятаться в лесах самого Харроу-Хилл, надо начинать наземный поиск.

— Может, проще задействовать вертолёт? — предложил Словак.

— Где-то — да. Но, насколько я знаю, Харроу-Хилл почти весь под плотным пологом сосен и болиголова, за исключением зоны вокруг особняка Рассела. Проверьте спутниковые снимки. Если я прав, единственный способ — патрульные пешком прочесывают местность. Скачайте топографическую карту и набросайте поисковую сетку.

Словак глянул на Моргана — тот кивнул.

Когда Словак ушёл, Гурни предложил Моргану связаться с шефом полиции Бастенбурга — понять, сколько людей он может дать для проведения поисковых мероприятий.

— Думаешь, нам действительно понадобится столько народу?

— Да. Если только Тейт сам не сдастся.

Морган вздохнул, взглянул на экран телефона:

— Чёрт. Полседьмого.

Он неуверенно посмотрел на Гурни:

— Не перекусить ли?

Обычно Гурни отказался бы, но голод взял своё: за весь день — лишь два анисовых печенья утром в «Абеляре».

Морган достал меню китайского ресторана, они сделали заказ, и, позвонив, уселись друг напротив друга за боковым столиком.

— Важно находить время для еды, — сказал Морган после неловкой паузы. — В тот раз мы пропускали приёмы пищи один за другим, правда?

Это прозвучало не как вопрос, и Гурни не ответил.

— Забавно, — снова заговорил Морган, — как память подбрасывает картинки из ниоткуда. Чаще всего — утром, когда ещё наполовину спишь. Яркие, давно забытые вещи.

Он коротко хохотнул:

— Господи, помнишь толстяка Фрэнка?

— С ним ты сегодня и проснулся? — В голосе Гурни прозвучала неприязнь к ностальгии.

— Нет-нет, просто сейчас всплыло. Утром я проснулся с мыслями о первом нашем убийстве. Помнишь?

— С трудом.

— Парень, который ввозил бинты из Вьетнама. Джордж Хокенберри.

Гурни кивнул. Энтузиазм Моргана от отсутствия ответного энтузиазма Гурни не померк.

— И тот, кого обвиняли в его убийстве — владелец сети ковровых магазинов, Кип Клейберн. Король ковров. Дело против него казалось закрытым. Пока не попало к тебе. — Он кивнул, отрешённо улыбаясь. — Вот это были деньки, а?

Ностальгия — самое неприятное чувство для Гурни. Он намеренно сменил тему:

— Во сколько начинается шоу Сайласа Ганта?

— В восемь тридцать. С сумерками. Он обожает фейерверки.

— Фейерверки?

— Сам увидишь.

32.

Место «палаточного откровения» Ганта — прямоугольное поле, огороженное деревянным забором, с видом заброшенного пастбища. Несколько секций ограды сняли для въезда машин. По периметру теснились легковушки и пикапы, прибывали новые. Морган и Гурни поставили «Тахо» у въезда.

«Шатёр» оказался брезентовым навесом над несколькими театральными помостами у дальнего края поля. На верхнем — подиум. Слева — американский флаг на позолоченном древке, справа — позолоченный крест той же высоты. На фасаде подиума изображены две винтовки со скрещёнными стволами.

Морган выбрался из «Тахо». Гурни наблюдал, как он направился к патрульной машине Ларчфилда позади ряда авто и наклонился к окну водителя. Сам Гурни пошёл к заднему ограждению, откуда просматривалось всё поле.

Зрителей, по его прикидке, было уже около трёх сотен. Большинство — белые, в основном немолодые, и, в отличие от типичных конгрегаций, в основном мужчины. Рядами, на раскладных стульях, они сидели по обе стороны от центрального прохода, ведущего от задней линии к сцене. Группы молодёжи курили, болтали, пили пиво у пикапов. Стайки оборванных пацанов носились, толкаясь и визжа. Закат выцветал, сгущались сумерки, поднимался беспокойный ветерок; сладкий запах свежескошенной травы спорил с выхлопами прибывающих машин.

Гурни уже потянулся к телефону — набрать Мадлен и примерно прикинуть, когда вернётся, — когда внимание притянул низкий рокот со стороны дороги. Чем громче становился звук, тем чаще зрители оглядывались и возбуждённее гудели. Рокот перерос в рев, когда колонна мотоциклистов свернула с трассы в центральный проход зоны.

Гурни насчитал тринадцать увесистых байков, ползущих по проходу к сцене. У самой сцены колонна распалась: шесть мотоциклов взяли вправо, шесть — влево. Тринадцатый всадник — в ослепительном белом кожаном костюме — медленно проехал по центральному проходу и остановился перед подиумом, сорвав у толпы шквал аплодисментов. Это был Сайлас Гант, его седой помпадур невозмутимо колыхался на ветру.

Гомон стих, сменившись выжидательной тишиной. Через мгновение оглушительный свист сопроводил взлёт ракеты; в небе она распустилась красно-бело-синим подобием американского флага, а звуковая система грянула аренную «Боже, благослови Америку». Толпа зааплодировала вновь, когда Гант взобрался на помост и встал за пюпитр, озарённый парой прожекторов.

— Да благословит Бог Америку! — возгласил он, вызвав третью волну рукоплесканий.

— Да сохранит Господь наш народ, оказавшийся под угрозой, — продолжил он. — Это призвание и привело нас сюда в эту дивную ночь — в критический момент истории нашей страны. Нашей страны! Мы собрались, чтобы разделить наше видение, заявить о своих правах, донести послание до высокопоставленных дегенератов, замысливших превратить нашу драгоценную родину в чужую мусорную свалку. Дегенератов в СМИ — коррумпированных, распутных — что прославляют всяческое извращение. Дегенератов, смеющихся над нашей верой, нашей Библией, нашим Богом. Дегенератов, мечтающих лишить нас данного Богом и гарантированного Конституцией права на оружие. Пропагандистов ЛГБТК - дегенератов, потакающих превращению невинных детей в уродов.