Читать книгу - "Автор и герой в лабиринте идей - Андрей Алексеевич Аствацатуров"

Предлагая исихастский путь в качестве идеала, Сэлинджер, однако, заставляет читателя обратить внимание на то, что Иисусова молитва по каким-то причинам не помогает Фрэнни, дается ей с трудом и приводит к нервному срыву.

Формируя у читателя горизонт ожидания в виде духовного идеала исихазма, Сэлинджер уже в самом начале подрывает этот идеал, впрочем, с единственной целью – его заново утвердить. В повестях «Фрэнни» и «Зуи» читатель становится свидетелем многократного упоминания божьего имени (Бог, Христос). О чудодейственной силе этого имени, возникающего в Иисусовой молитве, неоднократно говорится в рассказах странника. На это обстоятельство обращает внимание и Фрэнни: «Он, старец, говорит, что любое имя Господне – понимаешь, любое – таит в себе эту удивительную самодействующую силу и само начинает действовать, когда ты его… ну, вот так повторяешь, что ли»[416]. В повестях Сэлинджера божье имя упоминается почти на каждой странице, но исключительно в качестве междометия или даже бранного слова, то есть, как замечает Бадди Гласс, «в его прямом здоровом американском смысле»[417]. Сэлинджер намеренно ироничен по отношению к исихастам: многократное употребление междометия, разумеется, не приведет к внутреннему изменению, и количество не превратится в качество. Возможно, ни к чему не приведет и повторение молитвы, и проблема здесь заключается не в практике, а в интенции того, кто ее совершает.

Снижающим исихастский пафос в повести «Фрэнни» оказывается само место, где героиня обращается к «Откровенным рассказам». «Уединенным местом», которое предписывают для молитвы исихастские богословы, в случае Фрэнни оказывается дальняя кабинка в женской уборной. Фрэнни поступает именно так, как странник и его учителя рекомендуют совершающему молитву: она находит «уединенное место», садится, закрывает глаза, погружает свою мысль в ничто, в «черную пустоту»[418]. Однако место, выбранное для Иисусовой молитвы, едва ли может считаться подходящим – скорее иронически оскорбительным для Бога. Вопрос, однако, заключается не столько в молитве, сколько в ее исполнителе.

Композиционно в повести «Фрэнни» можно выделить две части, они изоморфны и зеркально отражаются друг в друге. В первой части Лейн делится с Фрэнни своей довольно примитивной психоаналитической версией Флобера. Фрэнни недовольна самим строем его мыслей; она несколько раз прочищает горло, перебивает Лейна неуместными замечаниями по поводу напитков и еды. Во второй части уже Фрэнни рассказывает Лейну о страннике, а он, в свою очередь, оказывается недоволен направлением ее мыслей. Он ест лягушачьи лапки и тоже постоянно перебивает Фрэнни замечаниями по поводу еды. Композиционная симметрия на первый взгляд создает оппозицию «психоанализ – исихазм», «интеллект – дух», «конформизм – бунт». Однако мы здесь наблюдаем не оппозицию, а скорее отождествление идей, которые кажутся непримиримо противоположными. Сэлинджер во всех своих текстах ироничен по отношению к классическому психоанализу, и, конечно, было бы справедливым полагать, что исихазм является духовной альтернативой Фрейду. Однако в обоих случаях мы имеем дело с практиками, субъекты которых этически неподготовлены. И психоанализ в случае Фрэнни, и исихастская Иисусова молитва в ее же случае призваны лишь успокоить субъекта, избавить его от невротического возбуждения.

Психоанализ, по мысли Зуи, снимает невроз, адаптируя человека к окружающим и примитивной массовой культуре. Он говорит своей матери: «Давай приглашай аналитика, который умеет приспосабливать людей к таким радостям, как телевизор, и журнал „Лайф“ по средам, и путешествие в Европу, и водородная бомба, и выборы президента, и первая страница „Таймс“, и обязанности Родительского учительского совета Вестпорта или Устричной гавани, и Бог знает к каким еще радостям восхитительно нормального человека, давай попробуй, и я клянусь тебе, что и года не пройдет, как Фрэнни будет сидеть в психушке или бродить по пустыне с пылающим распятием в руках»[419].

К Иисусовой молитве, которую практикует Фрэнни, Зуи относится столь же иронично: «Главная же мысль в том, что это вовсе не предназначено для разных богомольных ханжей и любителей бить поклоны. Можешь грабить чертову кружку для пожертвований, только повторяй молитву, пока ты ее грабишь»[420]. Он обнаруживает общую и для психоанализа, и для исихазма интенцию – отсутствие этического выбора субъекта и подлинной религиозности.

Без религиозного смирения как изначальной интенции нельзя приступать к практикам психоанализа и исихазма. Именно поэтому, по мысли Зуи, практикуя Иисусову молитву, Фрэнни не чувствует ее цели.

Начало духовного пути в исихазме нерасторжимо с религиозным смирением: поиском учителя, чьей воле необходимо подчиниться, чтением духовной литературы, признанием себя неправым перед Богом и, что также существенно, перед людьми. О подчинении учителю, в котором различается акт смирения, постоянно говорится в книгах исихастов. «Откровенные рассказы» интересны и в этом отношении. Странник начинает свой путь именно с поиска учителей и правильных книг. Существенно, что в этом поиске уже изначально задана верная интенция – смирение. Поиск оказывается для странника долгим и трудным. Ни книги, которые он находит, ни люди, которых он встречает, даже из числа духовенства, не могут его направить и объяснить существо Иисусовой молитвы. Подлинных учителей в мире очень мало, объясняет нам автор «Откровенных рассказов». Однако из этого не следует, что нужно оставить всякие попытки поиска наставника. В конце концов, после долгих странствий странник все-таки находит старца, который становится его учителем и разъясняет суть Иисусовой молитвы. Собственно говоря, важнейшая цель «Откровенных рассказов», равно как и «Добротолюбия», заключается в том, чтобы утвердить значимость духовного учителя[421].

В свою очередь, Фрэнни ее отвергает и тем самым приступает к молитве самовольно, без религиозного смирения. Преподаватели в колледже, с которыми она сравнивает Лейна, в ее понимании – учителя неподлинные, причем решительно все, без исключения. Более того, она косвенно отвергает и Симора, и Бадди в качестве учителей, когда говорит, что взяла «Откровенные рассказы» в библиотеке, хотя на самом деле нашла их на столе покойного Симора. Зуи обращает внимание на эту, казалось бы, незначительную ложь, и Фрэнни приводит его в ярость:

«– В чем дело? – спросила она.

– Где она ее взяла, он говорит?

– В библиотеке колледжа. А что?

Зуи затряс головой и повернулся к раковине. Он положил кисточку для бритья и открыл аптечку.

– Что тут такого? – спросила миссис Гласс. – Что тут такого? Что ты на меня так смотришь, молодой человек?

<…>

– Я задала вам вопрос, молодой человек. Почему это я такая глупая? Что она не брала книжку в библиотеке колледжа?

– Нет, не брала, Бесси, – сказал Зуи, продолжая бриться. – Эта книжка называется „Странник продолжает путь“ и является продолжением другой книжечки под названием „Путь странника“, которую она тоже повсюду таскает с собой, и обе книги она взяла в бывшей комнате Симора