Читать книгу - "Древнерусская государственность: генезис, этнокультурная среда, идеологические конструкты - Виктор Владимирович Пузанов"

Пират, воин и торговец, как правило, выступали в одном лице, а торговые экспедиции мало отличались от военных. Сопряженная с чрезвычайным риском, она могла существовать только при сверхприбылях[827]. Но какой процент из богатств, поступавших в Северную и Восточную Европу, принадлежал торговле, какой войне, не могли бы точно сказать и сами современники. Тем не менее, общие соображения высказать можно. Г.С. Лебедев выделяет 4 волны поступления восточного серебра в Бирку: 1-я "датируется временем до 839 (859) г."; 2-я — "возможно, связана с участием варягов в походе на Константинополь", после чего русы "напали на Абесгун"; 3-я, "наиболее компактная и массовая, датируется временем между 907 и 913 гг.", связана с походами Олега на Константинополь и двумя каспийскими походами русов (909–910 и 912–913 гг.); 4-я, "последняя, волна арабского серебра (ок. 944 г.) может быть сопоставлена" с "походом на Берда"[828]. Таким образом, как минимум 3 волны из 4-х связаны с военными походами русов. А ведь речь идет только о крупных военных экспедициях. Аналогичные выводы получены и в отношении западноевропейского серебра: "количество западноевропейских монет в Бирке изменяется в зависимости от интенсивности нападений норманнов на Англию и Францию"[829]. В Дании конца Х — начала ХI в. именно приток английского серебра, получаемого в виде выкупа, создал "основу для денежного обращения" и послужил "росту небывалого могущества короля"[830]. Но походами на Англию не исчерпывались экспедиции данов. Показательна и ситуация, складывавшаяся вокруг русско-греческой торговли, представления о развитости которой навеяны исследователям соответствующими строками Константина Багрянородного и договоров Руси с Византией. Однако, как показал Г.Л. Курбатов, Византия в то время не могла насытить рынок экспортными товарами, и главной целью походов русов на Константинополь было взимание дани[831]. Новейшие археологические исследования показывают, что нет данных, которые бы позволили датировать функционирование пути "из Варяг в Греки" ранее середины Х ст.[832]. Согласно имеющимся материалам, "основная масса византийских монет попадает в Скандинавию только во второй половине Х в.". В конце же этого столетия византийские монеты появляются в приладожских курганах, и время их появления связывается исследователями с датой похода Владимира Святославича на Корсунь. Этим же временем датируются византийские монеты в Финляндии[833].

Все эти факты серьезно подрывают основы торговой теории происхождения древнерусского государства[834].

В свете вышесказанного неудивительно, что в той же Швеции, наиболее тесно связанной с Восточной Европой, в IХ–Х вв. "богатство и могущество знати основывалось на войне, грабеже и отчасти [выделено нами — В.П.] торговле"[835]. Вряд ли принципиально иной была ситуация в Восточной Европе. В любом случае, сама внешняя торговля могла в то время существовать лишь благодаря войне и грабежу. Ведь для того, чтобы что-то продать, необходимо было на кого-то напасть, кого-то ограбить, собрать дань и т. п. Этой прописной истины не может опровергнуть и вполне, казалось бы, резонный довод сторонников большой роли торговли о том, что "пиратам нужны те, кого можно грабить", и, "более того, у них должна быть возможность обменять награбленное"[836]. Данный аргумент имел бы силу в том случае, если бы действительно в скандинавском обществе созрели все необходимые внутренние предпосылки для развития товарно-денежных отношений. На самом деле, у скандинавов просто появилась возможность присоседиться к развитой восточной торговле. Экспортных товаров, за небольшим исключением, скандинавы не производили, добывая таковые посредством грабежа окрестных народов. А пограбить всегда было можно, учитывая, что главным экспортом викингов был живой товар да продукты лесных промыслов. Поэтому даже если бы окрестные финнские или славянские племена ничего не производили вообще (допустим такой, невероятный вариант), скандинавы всегда могли найти товар для торговли с востоком, захватив пленных (к вопросу о тех, "кого можно грабить"). Впрочем, бывали случаи, когда грабили не только финнов или славян. Порой одни викинги грабили других викингов, ограбивших перед этим славян, финнов или еще кого. Нельзя исключать и того варианта, когда в качестве этих "еще кого" выступали опять же скандинавы. Главное — первоначальное происхождение "товара". Поэтому сторонникам точки зрения, согласно которой "куфическое серебро Скандинавии было приобретено по большей части, если не исключительно, путем торговли"[837], не следует забывать, что приобретено то оно было на награбленные товары. Извечный вопрос, считать ли богатство человека приобретенным путем коммерции, если он промышляет разбоем и продает награбленное? Даже если речь идет не о единоразовом грабеже, а систематическом "рекетировании" непосредственных производителей в виде дани.

Как бы там ни было, внешняя торговля IХ–Х вв. не оказала определяющего влияния на стратификацию и имущественное расслоение в восточнославянском обществе. Например, Северная Русь, как известно, в IХ–Х и даже ХI вв. принимает более активное участие во внешней торговле, чем Южная. Однако никто не станет утверждать, что процессы социогенеза на севере шли опережающими темпами. Скорее наоборот. Так, одним из наименее продвинутых в этом плане регионов была Северо-Восточная Русь, активно задействованная в Восточной торговле IХ–Х вв. Напротив, территория будущей Галицкой земли лежала в стороне от основных торговых путей эпохи викингов. Но именно там впоследствии сформировалось наиболее влиятельное, по сравнению с другими землями, боярство. И совсем не повлияла внешняя торговля рассматриваемого времени на процесс становления крупного землевладения, робкие ростки которого пробиваются только со второй половины ХI в.[838].

Тем не менее, следует поостеречься от недооценки данного фактора. Наличие на территории Восточной Европы важных международных транзитных торговых путей привлекало к нему искателей наживы разных мастей, в том числе и скандинавов. За контроль над ключевыми пунктами торговых артерий шла борьба между туземными и пришлыми элементами. Каждый опорный пункт, контролируемый скандинавами, превращался в своеобразный центр даннической эксплуатации окрестных племен, способствовал их консолидации либо посредством объединения для отпора "находникам", либо под властью последних. Во многом, из-за контроля над торговыми путями и данниками (без последних первые теряли основную часть своей привлекательности) возникло столкновение русов с хазарами, закончившееся падением Хазарского каганата. Как бы там ни было, прокладывались и контролировались торговые маршруты с помощью военной силы. Военная сила обеспечивала покорность данников и являлась главным инструментом их эксплуатации.

Более важная, самостоятельная и универсальная роль в интеграционных процессах в Восточной Европе, впрочем, как, наверное, и везде, принадлежала войне. Подобно торговле, просто война, военные набеги, не создают сами собой нового способа производства. Все зависит от характера военных действий и от уровня развития общественных систем, вовлеченных в противостояние.

Войны — древнейший спутник человечества. "Основная, фундаментальная причина войн, действовавшая на протяжении всей первобытной истории", по мнению И.Я. Фроянова, "лежала в сфере восприятия древних людей внешнего мира, всегда опасного и враждебного, грозящего