Читать книгу - "Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Владлен Семенович Измозик"

докладной на имя Дзержинского подчеркивал, что «при слабости советской власти в деревне элементарная задача ОГПУ — предотвращение восстаний на селе — не может быть выполнена без достаточной агентуры в наиболее опасных местах» [540]. Например, он жаловался, что в Ленинграде КРО имеет возможность содержать не более 22 секретных сотрудников при средней оплате 1500 рублей в год, что являлось, по его мнению, крайне недостаточным, учитывая наличие иностранных консульств и большого количества бывших офицеров [541].

Зам. начальника Особого отдела Р. А. Пиляр в докладной записке на имя зам. председателя ОГПУ Г. Г. Ягоды от 13 декабря 1924 года доказывал, что «уложиться в ту сумму, которую нам отпускают в нынешнем году [1925], будет совершенно невозможно без ослабления работы», «между тем, как международная политическая обстановка, так и политическая конъюнктура внутри Республики, требует <…> усиления внимания к армии (…для Особого отдела расширения агентурно-осведомительной работы)» [542]. По его мнению, в стране шел «быстро прогрессирующий рост консолидации антисоветской общественности, рост активизации контрреволюционных элементов», выражавшийся в росте «активности крестьянства», влияния кулачества на деревню; превращении «вновь выявленных группировок» бывших офицеров, которые «очень быстро после своего возникновения принимают ярко выраженную политическую окраску (монархические, фашистские оттенки)»; росте «антисоветских группировок среди интеллигенции» в армии, наличии в армии «немало враждебно настроенных против нас бывших царских офицеров», возможности превращения «краскомовских группировок» «в антипролетарские ячейки, возглавляющие недовольных крестьян в армии». К этому добавлялось, на его взгляд, то, что «политсостав в армии политически недостаточно развит», легко поддается «мелкобуржуазному влиянию», «не всегда и везде справляется с активным крестьянским молодняком». Одновременно «халатность, бесхозяйственность, мошенничество, а иногда сознательный подрыв обороноспособности в области военной техники со стороны спецов не уменьшились» [543].

Согласно этой же справке в это время на корпус приходилось два секретных уполномоченных, на дивизию — 5, на отдельную бригаду — 4, на губотдел — 3, на военный округ — 15. Всего секретных уполномоченных в 1924 году было 599 человек. Количество осведомителей зависело от величины гарнизонов, от политического состояния частей, гарнизонов; от сосредоточения предприятий военной промышленности. Поэтому, например, в Тульском особотделении на конец 1924 года имелось более 100 осведомителей, в Ульяновском — 76, в Самарском — более 60, в Вятском и Северо-Двинском — по 13, в Акмолинском — 6 человек. При этом Р. А. Пиляр подчеркивал крайнюю ничтожность сумм, выделяемых на содержание осведомления. По его словам, «нередко приходилось сокращать секретных уполномоченных или по месяцам не давать им жалованья, используя средства на содержание уполномоченных для оплаты осведомления». В качестве доказательства Пиляр приводил случай, произошедший во время его объезда в Украине: «Начальник особотделения одной из дивизий должен был продать имеющуюся у него при отделе лошадь и коляску для того, чтобы на вырученные деньги иметь возможность продолжать дальше весьма важную разработку». К тому же особисты находились ниже комполитсостава в должностной иерархии и не получали пайков, ни личных, ни семейных, как комполитсостав [544].

Еще более эмоционально протестовал против «скупердяйства» финансистов начальник СО ОГПУ Т. Д. Дерибас. Он, в частности, писал:

Я имею многоликий объект своей работы, состоящий из анархистов пяти толков, меньшевиков трех течений, правых с.-р. [социалистов-революционеров] двух и даже трех течений, левых с.-р. трех течений, правых монархических многочисленных групп, 40 тыс. царских охранников и провокаторов, неисчислимого количества царских чиновников, придворных, помещиков и проч., 10 тыс. церковноприходских советов из 8–20 чел. махровых монархистов каждый, из многочисленных сектантских общин с миллионным составом, «антимилитаристов военного времени», из многочисленных издательств, обществ и союзов, «не преследующих выгоды» (…выгоды они действительно не преследуют, а являются идеологическими центрами начинающих оформляться общественных настроений, «ВАИ» [Всероссийская ассоциация инженеров] например). <…> У нас есть 100 крупных губернских и областных и 500–600 уездных и окружных центров и в каждом из них должен освещать хотя бы один человек каждый из оттенков лица моего врага, а таких лиц у врага не менее 25. Если это умножить на 600–700, то получим 16–17 т. [тысяч] осведомителей, потребных для самого элементарного освещения, но не трудно понять, что освещать губернскую организацию или даже уездную по с.-р. или мекам [меньшевикам] одним человеком — абсурд. Я уже не говорю о центральной организации в Москве, Петрограде, Харькове, Тифлисе и т. д. [545]

Всего же, по мнению Т. Д. Дерибаса, под постоянным наблюдением органов ОГПУ должно было находиться более 2 миллионов человек [546].

Эту позицию поддерживали партийные и чекистские работники на местах. Совещание в составе секретаря ЦК компартии Украины и зам. председателя Совнаркома УССР М. Ф. Владимирского, члена ЦКК УКП(б) А. Г. Герасимова и председателя ГПУ УССР В. А. Балицкого, рассмотрев этот вопрос, отметило, что «сокращение аппарата, как гласного, так и секретного, считать невозможным. Принимая во внимание особенность национальных условий в УССР, плотность населения, процесс расслоения села и необходимость изучения и освещения такового, <…> необходимо расширить существующую осведомительную сеть ГПУ в деревне» [547]. Сходную позицию занимали и органы ГПУ в промышленных центрах. Если одни ссылались на специфику деревни, то другие подчеркивали необходимость обеспечения чекистским контролем рабочей среды и интеллигенции. Руководство Ленинградского ГПУ осенью 1924 года докладывало, что по легкой промышленности города «нужно иметь в каждом тресте и в каждом предприятии <…> так называемых осведомов или информаторов. <…> в каждом тресте нужно иметь минимум 4 осведома <…> а трестов <…> 20, следовательно <…> 80 чел., кроме того каждый трест имеет свои филиалы <…> на которые как минимум нужно иметь 3 чел., следовательно <…> 384 чел., <…> на самостоятельно работающих предприятиях по 3 чел., всего 36 чел.». Таким образом, общая расчетная цифра составляла более 500 человек.

Ленинградские чекисты отмечали, что «это является нашим минимальным планом», при этом «у нас сейчас явилась тенденция производить вербовку исключительно высококвалифицированных спецов, к которым само собой нужно подходить весьма и весьма осторожно». Этим объяснялось то, что на 1 сентября 1924 года было завербовано по легкой промышленности Ленинграда лишь 55 человек, в том числе 16 с высшим, 32 человека со средним и 7 человек с низшим образованием [548]. Всего же на 1 ноября 1924 года Информотдел на территории СССР имел 6374 резидента, каждый из которых контактировал с 4–20 информаторами. При этом лишь часть информаторов получала незначительное вознаграждение — от рубля и более, но далеко не каждый месяц [549]. Имеющиеся возможности не позволяли поставить под постоянный контроль большой процент населения. Например, к 1928 году на учете сибирских работников ОГПУ стояло 36 764 «антисоветских