Читать книгу - "Князь Александр Невский и его эпоха - Василий Федорович Андреев"

мы не намерены пространно его комментировать, ибо это задача других моих коллег. Ограничусь лишь некоторыми соображениями. Кроме общего феодального характера этого творения — похвалы отважному, мудрому князю, правителю, полководцу — на каждой странице встречаются элементы, отражающие систему ценностей времени и среды. Остановимся на одном примере, давно выявленном комментаторами. В конце Жития сказано следующее: «А сына своего Дмитрия посла на Западныя страны, и вся полъкы своя посла с ним, и ближних своих домочадець, рекши к ним: "Служите сынови моему, акы самому мне всемь животом своим"»[425]. И заметим, что в конце «Слова о полку Игореве» сын Игоря также становится важным персонажем события: «Певше песнь старым князем, а потом молодым пети». Как известно, сын Александра Невского был тогда девятилетним мальчиком, и даже учитывая, что военное воспитание наследника князя начиналось рано, вряд ли его могли отправить в 1262 г. в боевой поход на Юрьев во главе войска одного, без взрослых. Здесь имеет место типичный литературный прием, отражающий феодальную систему: возвышение наследника престола и присвоение ему чина и места, соответствующих этой системе. Подтверждают сказанное и древнерусские летописи, в которых названы взрослые военачальники, а именно князья Ярослав Ярославич, Товтивил и Константин Товтивилович[426]. В заключение вернемся к Гаральду и к России. Уместно напомнить, что после поражения и смерти короля Гаральда (1066) его дочь Гита бежала во Фландрию, а затем через Данию на Русь, где она стала великой княгиней, женой Владимира Мономаха. Не хочу утверждать, что именно ее правнук, сохранивший семейные традиции, сочинил «Слово о полку Игореве» (еще одна гипотеза об авторе «Слова»!). Вряд ли могла быть прямая связь между вышивкой королевы Матильды конца 60-х годов XI в. и русским текстом конца XII в., т. е. «Словом о полку Игореве». Но феодальное общество на более или менее близких уровнях развития породило довольно сходные, а иногда и совпадающие в деталях художественные явления. Исторические законы едва ли менее властны, чем геологические: «Факты сильнее лорд-мэра», — гласит английская поговорка.

Ю.К. Бегунов

Житие Александра Невского в русской литературе XIII–XVIII веков

Герой Невской и Ледовой битв князь Новгородский Александр Ярославич, второй сын великого князя Владимирского и князя Переяславского Ярослава Всеволодовича, внук Всеволода Большое Гнездо, правнук Юрия Долгорукого, навечно вошел в отечественную историю как организатор сильного государства на Северо-Востоке Руси. Выдающийся полководец и тонкий дипломат, он вел политику умиротворения и сдерживания татаро-монголов,[427] которую передал своим потомкам — московским князьям от Даниила Александровича до Ивана Калиты и Димитрия Донского. Сохранение русского рода и Русской земли было конечной целью его политики. За это его безмерно почитал народ, а Бог прославил угодника своего необыкновенной святостью. Когда князь Александр умер, его кончина была воспринята современниками как тяжелейшая утрата для всей Русской земли. «Заиде солнце земли Суждольской!», — воскликнул митрополит владимирский Кирилл, и вслед за ним люди горестно запричитали: «Уже погыбаем!»[428].

В русскую литературу князь Александр вошел как национальный герой. Недаром первое о нем произведение — Житие — переписывалось весьма часто и было предметом многих литературных переработок. Русская церковь также относилась к имени Невского героя с большим благоговением и старалась окружить его ореолом святости и приписать ему качества идеального христианского святого. Так, в стенах Владимирского Рождественского монастыря, где он был похоронен, первоначально возникла, со слов митрополита Кирилла и эконома Севастьяна, легенда о чуде с духовной грамотой, совершившемся при погребении тела 23 ноября 1263 г. А в начале 1280-х годов один из монахов этого же монастыря составил Первую редакцию его Жития. Написанное в духе житий светских властителей (например, Vita Constantini Евсевия Памфила) и под влиянием галицкой литературной школы воинских повестей, Житие Невского героя состояло из монашеского предисловия и десятка отдельных эпизодов из жизни князя, носивших характер свидетельств «самовидцев»; в конце был приписан плач по умершему, включая описание погребения тела во Владимире и посмертного чуда с духовной грамотой. Последний эпизод свидетельствовал о его безусловной святости, в то время как весь текст говорил о нравственной чистоте и высоте духовного подвига героя.

В последующие столетия русской истории в Связи с возраставшей популярностью Александра Невского как заступника Русской земли и основателя династии — московской ветви Рюриковичей — были предприняты дальнейшие шаги по мифологизации его личности и оцерковливанию всех его поступков. После открытия его мощей при митрополите Киприане (весна 1381 г.) и особенно после общерусской канонизации в 1547 г. почитание этого князя как святого распространилось повсеместно, при этом текст Первой редакции Жития неоднократно переделывался, дополнялся, изменялся; иногда менялся стиль всего повествования, отдаляясь от стиля воинской повести и приближаясь к каноническому, житийному, иногда изменялись композиция, стиль и почти всегда — идеи произведения.

Так, например, Вторая редакция Жития (новгородско-московская), 30–50-х годов XV в., приспособила текст Жития для летописи;[429] Третья, новгородская, второй половины XV в., — для кратких чтений проложного типа; Четвертая, московская, 20-х годов XVI в., — для Никоновской летописи; Пятая, владимирская, может быть, инока Рождественского монастыря Михаила, 1549–1550 гг., — для Великих Четьих-Миней митрополита Макария; Шестая, псковская, инока Саввина Крыпецкого монастыря Василия-Варлаама (В.М. Тучкова) — тоже для Четьих-Миней; Седьмая, московская, 1563 г., книжников митрополита Андрея-Афанасия, — для Степенной книги; Восьмая, новгородская, третьей четверти XVI в., — для одного сборника; Девятая, конца XVI в., — для новой редакции Пролога; Десятая, владимирская, 1591 г., самая обширная, митрополита вологодского Ионы Думина — для всеобщего чтения. По России распространилось большое количество литературных произведений о Невском герое в списках в том жанре агиографии, который являл нам образец великорусского витийственного красноречия в духе школы «плетения и изветия словес».

Внимание к Александру Невскому со стороны правительственных кругов Москвы значительно усиливается, и почитание героя Невской и Ледовой битв окончательно становится национальным и общегосударственным. В XVII в. первые цари из новой династии Романовых также проявляли чрезвычайную заботу об увековечивании его памяти: патриарх Филарет приказал построить первый собор в честь святого над Тайницкими воротами Московского Кремля (около 1630 г.), несколько раньше создается великолепная икона «Александр Невский с деянием», ежегодными стали крестные ходы в день его церковной памяти 23 ноября. Литературная работа значительно усиливается: возникают редакции с Одиннадцатой по Пятнадцатую (Тита, Викентия, Проложная 1641 г., переделка редакции Ионы Думина). Все они полностью соответствуют поддерживаемой московскими и владимирскими церковными кругами тенденции изображать князя Александра в облике монаха-схимника, подчеркивая его христианские добродетели и посмертные чудеса. Перечень чудес у раки святого в Рождественском монастыре непрестанно увеличивается, вплоть до первого десятилетия XVIII в. Так, например, в списке середины XVIII в. редакции Викентия, присланном в 1772 г. из Владимира в Петербург, имеется добавление четырех