Читать книгу - "Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства - Кароль Сигман"

в поддержку их избрания делегатами партийной конференции, тогда как изначально аппарат отверг их кандидатуры. Границы между учеными и неформалами все более стираются, так же как и границы между академической средой и политической властью. Неформалы стараются также втянуть официальные институты в деятельность «Мемориала». Им удается использовать и те организации, которые уже трансформировались в политических акторов, как, например, Союз кинематографистов – первая организация, ответившая согласием на призыв «Мемориала» в июне 1988 года. Правда, иногда неформалы наталкиваются на сопротивление. Так, ИЭМСС отказывается подгонять свои предложения к XIX партконференции под формат «наказа» неформалов, то есть под проект глобальной реформы политической системы, в котором институт вышел бы за пределы своей сферы компетенции[269].

Присвоение официального дискурса и официальных практик

Движение использует терминологию Перестройки, но придает ей новый смысл. Оно также возвращает из небытия некоторые официальные практики, расширяя поле их применения, и втягивается в языковую войну, не выходя при этом за пределы дозволенного.

Темы гласности и реабилитации жертв сталинизма иллюстрируют работу по реинтерпретации официальных лозунгов. Опираясь на провозглашенный Горбачевым принцип «в советском обществе не может быть зон, закрытых для критики»[270], пресса понемногу раскрывает информацию о прошлом и поднимает проблемы современности – с явного или молчаливого согласия партийных реформаторов[271]. В 1988 году еще наблюдаются несовпадения между тем, что позволяют себе публиковать реформистские газеты, и тем, что Горбачев готов официально разрешить. Во имя гласности реформаторы в высших эшелонах власти намерены навязать своим противникам-консерваторам новые правила игры, обязывающие тех предоставлять всем членам Политбюро информацию, которая раньше квалифицировалась как «государственная тайна»[272].

Итак, партийные реформаторы по-разному используют механизмы «гласности»; и неформалы, в свою очередь присвоившие этот лозунг, придают ему собственный смысл. Они требуют прямого и свободного доступа к закрытым прежде источникам информации (статистике, архивам, «спецхранам» библиотек). Они требуют также прозрачности в процессе принятия политических решений: публикации подзаконных законопроектов и нормативных актов в сфере общественных прав и свобод, открытости прессы для дебатов во время предвыборных кампаний и возможности публиковать альтернативные законопроекты до принятия тех или иных законов. И наконец, закон «О печати» должен, по их мнению, дать любому индивиду или группе право публикации периодического издания и уничтожить цензуру (сохранив за государством возможность преследовать авторов публикаций в случае разглашения ими государственной тайны или пропаганды насилия, расовой и межнациональной ненависти).

Если свою собственную концепцию гласности неформалам навязать не удалось, то совсем иначе дело обстояло с реабилитацией жертв сталинизма, для которой они разработали масштабный проект, заставший власти врасплох. Проект «Мемориал», впервые представленный во время Встречи-диалога августа 1987 года, берет в качестве точки отсчета решение XXII Съезда КПСС (1961) о строительстве памятника членам партии, павшим жертвами сталинских чисток. Реабилитация снова оказалась на повестке дня во время Перестройки: в октябре 1987 года создана ad hoc соответствующая комиссия в рамках Политбюро. Однако неформальная группа «Мемориал» сформировала гораздо более широкое понимание реабилитации, включив в нее не только представителей партии и власти: она стремится отдать дань памяти всем жертвам – неважно, были они членами КПСС или нет, и не желает ограничиваться лишь воздвижением памятника. В ее проекте – создание центра архивов, документации и исследований по модели Яд ва-Шем, мемориала жертвам Шоа, построенного в Израиле. Кроме того, группа не намерена ограничиваться 1930—1950-ми годами: памятник, конечно, следует посвятить жертвам сталинизма, однако исследовательский центр и библиотека призваны изучать «историю и механизмы репрессий […] в нашем государстве и в других странах в недавнем прошлом»[273]. И последнее серьезное расхождение с властью: группа считает, что «Мемориал» должен «принадлежать» обществу, а значит, финансироваться из частных пожертвований. В связи с этой идеей негосударственного финансирования, выдвинутой уже в августе 1987 года, государство оказывается отстранено от проекта, изначально сформулированного на съезде КПСС.

В периоды, когда институции начинают функционировать несколько иначе, чем прежде, и когда акторы находятся в поиске ориентиров, некоторые события могут являться своего рода «точками совпадения ожиданий», где фиксируются интерпретации и воззрения разных акторов[274]. Таким событием была XIX партконференция 1988 года. А. Фадин отмечает:

Общественно-политическая жизнь последние полгода вращалась вокруг [нее]. Так или иначе на нее были завязаны и жестокие интриги внутрипартийной борьбы, и ходы неформальных «политиков» […]. Ожидания, опасения, расчеты[275].

Врезка 5

XIX Всесоюзная конференция КПСС (июнь—июль 1988)

Эта конференция, объявленная в январе 1987 года, была призвана «компенсировать» XXVII Съезд КПСС (начала 1986-го), которым Горбачев остался неудовлетворен, поскольку на нем не был поднят вопрос о «демократизации». Конференция стала важнейшим событием политической жизни лишь после публикации «письма Нины Андреевой» в марте 1988 года, расцененного Горбачевым, как мы помним, в качестве «антиперестроечного манифеста». Реформаторы решают тогда использовать эту трибуну, чтобы снова заявить о своей решимости следовать выбранному политическому курсу.

На конференции должны рассматриваться два важнейших аспекта политической реформы[276]:

Внутрипартийная реформа:

• возможное ограничение до двух-трех количества следующих друг за другом мандатов на выборных партийных должностях;

• сокращение численности аппарата;

• совмещение постов первого секретаря парткомитета и председателя Совета.

Повышение статуса и роли Советов:

• передача Советам функций административного и экономического управления, которые осуществляет партия;

• избирательная реформа (в частности, введение многомандатных округов).

«Демократическая Перестройка» пользуется этим случаем, чтобы сформулировать свою первую политическую программу в ответ на тезисы ЦК. «Общественный наказ», принятый примерно сорока клубами, адресован XIX партконференции наряду с предложениями от рядовых организаций КПСС. Но поскольку клубы не являются парторганизациями, у них нет полномочий обращаться к партийному собранию. Они обретут легитимность, назвав свой текст наказом. Наказ – практика, предусмотренная Советской конституцией, – позволяет избирателям уполномочивать депутатов на ту или иную миссию. Неформалы, таким образом, наделяют себя возможностью представлять народ и в то же время негласно сообщают партийной конференции статус законодательного собрания. Снова наблюдается обмен легитимностью между ними и реформаторами: выдержки из подготовительного документа («Демократический наказ»), написанного «Перестройкой», опубликованы в «Комсомольской правде», и клубы имеют возможность заседать во Дворце молодежи для обсуждения окончательной версии своего документа («Общественный наказ»). Тем не менее термин «наказ» содержит в себе некоторую неясность: прибегая к практике, подспудной моделью которой является императивный мандат, неформалы дают реформаторам понять, что их предложения носят не просто рекомендательный характер, а должны восприниматься как более обязательные. По сути, они совсем недалеко ушли от реформистского крыла КПСС, которое тоже стремится ограничить власть партии, мешая ей узурпировать полномочия Советов. Однако новый рубеж они преодолевают за