Читать книгу - "Политические клубы и Перестройка в России. Оппозиция без диссидентства - Кароль Сигман"

проекта, как у «Мемориала», способного привлечь неформалов из других клубов. Зато наиболее активные «радикалы» клуба пытаются извлечь выгоду из самого определения «радикальности», которым их наградили противники, и сближаются с «Демократией и гуманизмом», участвуют в общих митингах и вместе создают «политическую партию» («Демократический союз») в мае 1988 года. Клуб вскоре теряет свое помещение и исчезает, просуществовав четыре месяца. Его члены расходятся по разным новым неформальным организациям («Мемориал», партийные клубы и «Демократический союз»).

Отношения взаимопомощи между неформалами и реформаторами из КПСС являются постоянным источником конфликтов внутри движения. С самого начала неформалы, не входящие в руководящее ядро, оспаривают размах и формы, которые принял этот сговор, и пытаются очертить его границы. Однако – и это тоже входит в условия сговора – они удерживаются от прямых нападок на реформаторов и избирают в качестве мишени неформалов, известных как посредники в переговорах с партией.

Двойная игра поддержки и дистанцирования, которую ведут неформалы, обязывает представителей власти изобретать оригинальные способы контроля (например, «истинно-ложные» клубы), чтобы оставаться в постоянном контакте с неформалами. Реформаторы используют также некоторые способы косвенного контроля, такие как предоставление помещений, – возможно, более эффективные и сдерживающие, чем формы прямого контроля. Как мы видели, лидерам «Перестройки» приходится пресечь внутренний конфликт в столь резкой форме (исключив протестующих) в том числе и потому, что они знают: за ними наблюдают их контактные лица в верхах. В результате удаленное наблюдение со стороны партийных реформаторов оказывает отнюдь не нейтральный эффект на разворачивание «чисто» внутренних взаимодействий в движении.

4. Постепенное втягивание в «большую политику»

Успех Встречи-диалога августа 1987 года подталкивает неформалов все дальше разворачивать свои эксперименты и выходить за предписанные им рамки: репертуар коллективного действия расширяется[261]. Их активность также принимает новый масштаб: клубы выступают на всесоюзной политической сцене и пытаются вести переговоры с властями самого высшего уровня; они просачиваются в «верхи». Успехи, которых они добиваются, подрывают изначальный сговор: он претерпевает значительные изменения, хотя и не разрушается.

Появление разнообразных форм мобилизации и координации клубов стало следствием двух процессов: изменения их отношений с партийными реформаторами и все более интенсивной конкуренции внутри самого движения. Клубы пытаются преодолеть политику локализации, проводимую реформаторами, поскольку для них это единственный способ «заработать очки» и расширить арену действий. Им неизбежно приходится отклоняться от зачастую негласно установленных правил взаимодействия с их собеседниками. Они вторгаются на новые площадки, которые ранее им были негласно заказаны, атакуют границы и тем самым работают на расширение политической игры[262]. Цель клубов состоит в том, чтобы заставить своих партийных партнеров рассматривать совершенно новое взаимодействие в этих пока еще не устоявшихся местах как законный компонент игры. Наблюдается борьба за определение фрейма интерпретаций[263], из которого должны вытекать применяемые правила (правила сговора или, наоборот, обычные репрессивные правила). Эта цель тем более важна, что неформалы понемногу и незаметно подтачивают саму систему, используя некоторые из ее собственных элементов и применяя практики, которые в рамках официальной системы сохранялись лишь в формальном виде. Например, они вдыхают новую жизнь в старые институты, которые обладают высокой исторической легитимностью, поскольку относятся к референтным для реформаторов периодам (революция и нэп). Но при этом неформалы полностью меняют их смысл. Эта подрывная стратегия окажется гораздо более субверсивной, чем прямое столкновение.

Нестабильность правил игры вызвана также и действиями партийных реформаторов. Как мы видели, они лишь от случая к случаю выделяют некоторые ресурсы отдельным клубам, демонстрируя неформалам, что ничего не следует воспринимать как должное. Возможно, поддержание неуверенности используется как средство держать в узде этих акторов, которым реформаторы не до конца доверяют (и действительно, неформалы весьма непредсказуемы) и которых нельзя было бы резко ограничить или остановить, не нанеся вред своему имиджу. Таким образом, сговор с неформалами накладывает ограничения и на них. Отношения между неформалами и реформаторами сложно назвать клиентелистскими, поскольку последние предполагают определенную стабильность условий взаимодействия. Здесь же услуги обмениваются одновременно и их условия непрерывно меняются. Кстати, вполне вероятно, что своей относительной автономией неформалы обязаны именно этой изменчивости правил взаимодействия.

Отношения между неформалами и реформаторами объясняются конъюнктурным состоянием всей политической игры. В этой склонности клубов втискиваться в малейшие пробоины, в их способности подгонять под себя политическую конструкцию, надавливая на ее уязвимые места, и состоит специфика нашего объекта исследования. Но клубы – не только лакмусовая бумажка изменений политического пространства, они еще и играют в них активную роль. Своей высокой мобильностью и усилиями по мобилизации поддерживающих их политически влиятельных секторов они и здесь способствуют устранению перегородок внутри политического пространства. Способы действия, применяемые движением, становятся особенно разнообразными во время двух переломных политических событий. Речь идет о «деле Ельцина» в октябре—ноябре 1987 года, знаменующем начало раскола в лагере реформаторов, и XIX Всесоюзной партконференции (июнь—июль 1988 года), воспринимаемой всеми акторами как поворотный момент Перестройки, когда должны быть приняты фундаментальные решения относительно реформ политической системы. Два эти события порождают динамику, охватывающую все политическое пространство, в том числе и неформальное движение, которое меняет свои формы и успешно вторгается в «большую политику».

Расширение репертуара действий неформалов также является следствием внутренней конкуренции в движении. У этой конкуренции есть две движущие силы: «периферийные» клубы, которые, не принадлежа к руководящему ядру или занимая в нем маргинальные позиции, пытаются напрямую, минуя это ядро участвовать в политической игре, а также общее смутное ощущение, что движение вот-вот перейдет в статус массового. Чтобы преодолеть господство центральных клубов, неформалам из периферийных клубов приходится завоевывать новые пространства и изобретать новые способы действия. Их присутствие, ставшее более явным, меняет общественный имидж движения и его способы представления вовне. Успех отдельных инноваций подталкивает неформалов из руководящего ядра, втянутых в соревновательную логику, к тому, чтобы, в свою очередь, пересматривать собственные способы действия и координации. Появляются новые ресурсы (уличные акции, самиздат и др.), в результате чего снижается относительная значимость ресурсов, предоставляемых партийными реформаторами и их посредническими институциями. До того момента их ресурсы позволяли реформаторам оказывать давление на центральное ядро движения, а тому, в свою очередь, – сохранять влияние на другие группы. Процесс диверсификации ресурсов и расширения поля деятельности неформалов вовсе не контролируется руководящим ядром, однако, несмотря на это, он не приводит к перевороту во внутреннем соотношении сил. Множество форм действия неформалов на политическом поле, их успех и количественный рост дают им ощущение, что они выходят на более высокий уровень мобилизации. Это ощущение обостряет внутреннюю конкуренцию, и некоторые впервые задаются вопросом об уместности сохранения самой формы «клуба». Расширение репертуара действий, как мы